Отец забрал Еву у солдат... Ева отца не узнала, думала, что он ее муж, и стала его женой...
Заблуждение длилось недолго... она поняла, что он не муж, и ушла от него...
Она блуждала по городу, пела на паперти птичьи песни... говорили, что голосом она затмевала примадонну, хвастливую и высокомерную...
Такая вот история... историк, а что с философом, с которым ты переписывался?.."
"Он возомнил себя богом, сотворил за шесть дней мир из ничего... началась война... он подорвался на мине, взлетел как на крыльях... это была прогулка в облаках... он потерял ноги и руки, осталось голова и туловище с сучками... он стал писателем, нанял писаря и стал диктовать ему свои замогильные записки с идиотским выражением лица... осколок мины повредил какой-то нерв... писарь не успевал за его воображением и в рукописи появлялись лакуны... писатель выходил из себя, кричал, топал ногами, так ему казалось..."
Историк умолк...
"Что с тобой?.."
"Голова раскалывается..."
"Но продолжай..."
"Ночью в комнате писателя происходило что-то необычное... кто-то передвигал вещи... прильнув к замочной скважине, консьержка увидела писателя... он ходил на четвереньках, заглядывал под стол, рылся в ящиках, что-то искал... лицо бледное, одежда в клочьях... он нашел колокольчик, стал звонить... появился писарь, писатель продиктовал ему главу и писарь ушел... писатель снова стал звонить в колокольчик... дзинь, дзинь... явился писарь, что-то исправил и остался до утра...
Утром консьержка увидела писателя на полу... он лежал, а листки рукописи кружили над ним, словно бабочки...
Утро было великолепное... ветер разогнал облака... ни запаха дыма... почти... никакого шума... в мое родовое гнездо вернулось довоенное спокойствие и тишина...
Около полудня проснулась немка, вышла на балкон... я следил за ней... кажется, она собиралась петь, подняла голову, запела, опираясь на скрюченные огнем перила и..."
"И что, она вознеслась?.."
"Тебе смешно... она падала и пела... я выбежал на улицу... немка уже не падала, и не пела... она лежала ничком на асфальте в луже крови... платье задралось...
Я любил ее... она заставляла меня волноваться..."
"Ты побледнел..."
"Я схожу с ума... в глазах снопы искр... я вижу, как горит флигель, но не очень... глаза слезятся... вижу балкон, перила, асфальт, тело немки, но нет жильцов, тишина жуткая, не к добру... что-то будет или уже было..."
"Продолжай..."
"Я мог бы спасти немку, но не спас... никогда не смирюсь с ее смертью... лично для меня смерть была бы избавлением, но у меня договор, нужно дописать мужскую версию книги... я еще не знаю всех подробностей финала... он будет ужасен..."
"Ты плачешь?.."
"Я в отчаянии..."
"Смотри, смотри... все вернулось на свои места, флигель дома на месте, город все еще город, правда, фасады ободранные, облезлые... и жителей поубавилось..."
"Ты не все видишь... ты не видишь пожарных, которые тянут рукава и спотыкаются о ноги писателя... ты лежишь чуть дальше... вопишь и отдаешь команды..."
"Он умрет потом, позже..."
Немка была еще жива, она умирала... на губах пузырилась кровь..."
В окно донеслись крики детей... они играли в войну..."
* * *
Полковник созерцал небо, удивляющее стройным порядком звезд...
Звезды совершали медленный танец...
Историк дописывал финал мужской версии книги... иногда он отвлекался, размышлял и не заметил, как заснул под шум прибоя...
Прибой исполнял реквием, чайки были солистами...
Во сне историк испытал безрассудный и неумелый порыв страсти к примадонне... он оказался в театре в ее гримерной комнате, больше похожей на место наслаждений...
Примадонна вела жизнь актрисы, исполненную соитий, драм, трагедий, она повиновалась приказам плоти и неги...
Очнулся историк спящим не под балдахином с одалисками, а на песке среди камней, он сидел, слушал песни прибоя, иногда подпевал или пробовал писать, но так ничего не зачал и не выносил...
Угасло и умение, и желание...
Услышав пение, слова арии, он привстал...
Женщины, исполнители арий, были софистами, а не философами, и не нашли отклик у историка...
Какое-то время историк способен был только зевать... потом заснул...
Заснул и полковник... во сне он слушал голос еврея, который звучал как бы из облаков... еврей все еще был его начальником, обучал его философии, говорил о человеческом и божественном знании...
"Обращай внимание не на слова, а на поступки людей, говорящих слова..." - сказал полковник вслух не своим голосом с паузами и интонациями...
"Полковник репетирует, подражает еврею...
В молодости еврей вел жизнь не совсем безупречную... одно время он засматривался на сестру Евы, хотя был женат по необходимости службы и требованию времени...
Что сказать на это?.. пусть еврею будет стыдно...
Философия учит воздержанию... вместо бури она устанавливает спокойствие, вместо смерти - жизнь...
А податель этой милости - бог...
Богу воздадим благодарность..."
Душа историка стряхнула с себя заблуждения и сомнения и устремилась к мыслимому и милостивому богу, обоняя приятное благоухание его благодати...
"Все пишешь?.. - заговорил полковник... - пиши... у тебя душа писателя...