Блуждающие токи

— Вышли за рамку, — как можно более мягко пояснил Федор и показал рукой.

— А здесь? — Сенечка смотрел на его губы.

— Дали сплошную, а надо — осевую.

— Но это же мелочи, Федор Михайлович.

— Из многих мелочей складывается одна весьма неприятная картина, Семен Борисович.

Сенечка опустил голову. Лицо его как-то вздулось, казалось, он сейчас закричит, наговорит грубостей Хатаеву. Но когда он поднял голову, в глазах его стояли слезы.

— Вы написали сто семьдесят шесть серьезных… — еле слышно проговорил он. — А там… шестьдесят раз я вышел за рамку…,

— Ну, может быть, — снисходительно улыбнулся Федор. — Отбросим шестьдесят. Сто — мало? — Он посмотрел вокруг и убедился, что все прислушиваются к их разговору. — Дело не во мне, Семен Борисович, поймите, Все страдают от этого…

Сенечка горько вздохнул, опять потупился.

— Я стараюсь, Федор Михайлович, — еще тише сказал он, — но вы же знаете… — Он приложил пальцы к ушам.

— Знаю, — кивнул головой Федор, — но что же делать, Семен Борисович, — сами подумайте, что же делать! Работа — есть работа!

— Я понимаю, — печально сказал Сенечка, — я буду стараться. Не допускать больше так много…

— Хорошо, — сказал Федор громко — Мы все будем помогать вам в этом. Тоже будем стараться… — И поскольку Сенечка все еще стоял, не уходил, он добавил миролюбиво: — Хорошо, Семен Борисович, договорились!

Но Сенечка не уходил, он все еще ждал чего-то, поглядывая на стенку, но, видя, что Федор не понимает, он спросил, мучительно краснея:

— Вы снимете это?

— Нет, Семен Борисович, не могу. Это будет висеть неделю. И каждый, — добавил он громко, — кто допустит халтуру, будет висеть вот здесь, рядом с тем, кто покажет отличный результат. Неделю!

Сенечка, сутулясь, шел еще к своему месту, тяжело переступая кирзовыми сапогами, когда к столу Федора быстро подошла Женя. Даже не взглянув на него, не говоря ни слова, она спокойно сняла со стены листок с благодарностью, разорвала его на мелкие клочки и выбросила в корзину. Потом так же молча возвратилась на свое место и погрузилась в расчеты.

Запись в тетради

Он меня облагодетельствовал! Под красной надписью "Так держать!" объявил благодарность, а рядом повесил грозное предупреждение Седлецкому, который допустил 176 серьезных ошибок!

Уж лучше бы он плюнул мне в лицо, дурак! Он, видимо, так ничего и не понял. Десять минут отчитывал несчастного Семена Борисовича в присутствии всех, а потом довольный уселся за свой скрипучий столик.

И ведь что интересно, мы всегда честили этого Сенечку как только могли, в общем-то, он всем нам изрядно крови попортил, а тут всех задело. Даже Жора, который больше всех орал: "Гнать надо этого Сенечку", вдруг проникся к нему симпатией и стал подбадривать.

Почему бы это?

Все-таки что-то до него дошло Неделю он продержал Сенечку под надписью "Брак в нашей работе", но цифру 176 убрал.

Ровно через неделю он снял черный листок и лишь тогда под красным "Так держать!" сообщил, что Георгий Максимович Кудлай великолепно решил схему вспомогательного прибора, который позволит избежать сложных расчетов по методу Жибра. Товарищ Кудлай сделал важный вклад в общее дело. Так держать!

Жора посмеивается, иронизирует, но, как ни смешно, он, по-моему, горд и весь как-то радостно возбужден.

В перерыве он играл с Федором в биллиард и даже выиграл, кажется. А потом они стояли, курили, Катаев бурно развивал какую-то идею, а Жора смотрел на него влюбленными глазами.

Странно все-таки. Чем-то он берет?..

14

Юрий попросил Федора и Кима пригласить его на какое-нибудь собрание, чтобы он мог увидеть весь коллектив, "пощупать пульс", как он выразился.

— Что ж, устроим собрание по подведению итогов года, как ты думаешь? — спросил Федор.

— Пожалуй, — сказал Ким. — Плохо только, что Лаврецкого нет Удобно ли?

— Не вызывать же Старика из больницы. Сообщим ему потом. А начальство институтское пригласим.

На следующий день возле стола Федора появилось объявление, написанное тем же знакомым чертежным шрифтом, которым писался "Так держать!".

Собрание было назначено на четверг. И Ким поразился, тому, как быстро реагирует Федор на свои собственные решения. Был у него некий рефлекс немедленного действия. Решил — и тут же сделал.

В день собрания Федор появился в том самом черном костюме, в котором был на защите. Он был тщательно выбрит, строго торжественен и, чувствовалось, внутренне напряжен, хотя старался не показывать этого.

Они собрались в рабочей комнате. Собственно, даже не собирались — каждый остался на своем месте. Только Федор сидел рядом со своим столиком — за него он усадил Ганнева — заместителя директора института по научной работе. А Юрий ушел в самый конец зала, — он сказал, что ему не надо быть на виду.

Федор начал с того, что рассказал о пути, который прошел коллектив лаборатории, об исследованиях, проделанных за шесть лет ее существования, о накопленном материале, о значительной роли, которую сыграл профессор Лаврецкий, замечательный ученый, создатель лаборатории.

— Но вот на что я считаю необходимым обратить ваше внимание, товарищи.