Вместе они вышли из комнаты, и Мари, хоть и не очень хорошо помнила замок графа Нэруса, все же поняла: сейчас они находятся вовсе не в нем.
Вместо изящной галереи она увидела, что стоит на большой парадной лестнице красного дерева. Вокруг сияли факелы, а в нишах стен стояли древние рыцарские доспехи.
— Где мы? — спросила она Карла, но тот молча тянул ее за собой.
Они почти сбежали вниз по лестнице, свернули в темный боковой коридор с гобеленами, дошли до самого его конца и, откинув один из гобеленов, вошли в маленькую потайную дверку, ведущую на кухню. Там, не обращая внимания на десяток дымящихся кастрюль, Карл с Мари прошли к главному камину, над которым висел какой-то странный герб, изображающий лик женщины на фоне луны. Карл нажал на рычаг, замаскированный под каминную кочергу, и одна из стенок, завешанная сковородками различных размеров, отъехала в сторону, пропуская их на потайную лестницу, находящуюся за ней.
— Мари, — указал ей на проход Карл, — Запомни это! Очень скоро тебе сможет понадобиться этот путь!
— О чем ты? Когда? — запуталась в вопросах Мари.
— Когда я заберу твоего талантливого дружка! — раздался женский голос откуда-то сверху. Мари стала смотреть по сторонам, но там никого не было.
— Не дури! Я лучше, умнее и красивее тебя, — сказал тот же голос, но уже очень близко, — Тебе не справиться!
Мари посмотрела на Карла и отпрянула в ужасе: вместо него ее руки держала Эмма Криста! Или вернее то, что осталось от этой некогда эффектной красавицы: сухощавая рыжеволосая старуха. Где Мари видела ее?
— Тебе не следовало трогать мою сестру! — прошипела Криста.
Теперь она уже была совсем морщинистой и страшной.
— Да это же та старуха-дух из Мирабелля! — мелькнуло в голове у Мари, но тут Криста снова поменяла облик, превратившись в саму себя — молодую и прекрасную:
— Я поквитаюсь с тобой, девочка, — мелодичным голоском сказала она, — Но сначала — я заберу твою силу!
И Мари увидела, что ее собственные руки стали тощими и костлявыми как у старухи.
— За что? — прошептала она.
Криста нагнулась к ее уху:
— За то, что ваша семья сделала с ним! — тут она резко отпустила Мари, и та полетела куда-то вниз, в кромешную тьму и пустоту.
— Мари! — снова послышался ей чей-то голос, — Мари!
Мари, продолжая падать, стала цепляться за голос, как за какую-то ниточку, ведущую в другой мир.
Вдруг ее начало трясти, и девушке показалось, что она уже не летит, а скорее находится где-то на земле, а кто-то нещадно трясет ее за плечи.
Мари резко открыла глаза и увидела Карла. Лицо у него было бледное и невероятно испуганное.
— Мари!!! — воскликнул он, как только девушка открыла глаза, и с силой прижал ее к себе.
— Карл? — пискнула Мари, оглядываясь вокруг, — Ты разговариваешь?
Но Карл лишь еще раз произнес ее имя, и с нежной грустью посмотрел на Мари.
— Ты стал говорить мое имя! — догадалась девушка, — А я так долго обижалась, что ты этого не делаешь!
Карл улыбнулся, но тут Мари вспомнила:
— О, Карл, мне только что снился такой странный сон! — ее глаза наполнились слезами и она, откинувшись на кровать, горько заплакала.
— Мне было так страшно! И там был ты, и еще эта красавица… Она меняла обличия…
Карл подсел поглубже на кровать и повернул к себе голову Мари. Она внимательно посмотрела на него: лицо Карла было серьезно, и он более не напоминал ни милого мальчика, ни смешного чудика с небольшим запасом слов.
Луна за окном словно выключила свой свет, и через стекло теперь пробивались лишь редкие отблески звезд.
Мари лежала на кровати, а Карл склонялся над ней и рукой нежно убирал локоны каштановых волос с ее заплаканного лица.
Девушка взглянула ему в глаза и улыбнулась.
— Мари, — тихо прошептал он.
И дальше Мари практически ничего не помнила: только горячие поцелуи, движенья рук и невыносимое тепло тела.
На утро за завтраком все были на удивление неразговорчивы. Хотя, для Карла с Мари это было вполне нормально. Луису вообще часто казалось, что им мало кто нужен, и они могут часами «молчать» о своем. Но вот Джош обычно вел себя иначе, и причина, заставившая его отказаться от привычной утренней проверки «боеготовности отряда», была большим секретом для Луиса. Что же касается графа Нэруса, то он не слишком-то стремился говорить о музыке и пении, и даже не вспоминал о вчерашнем конкурсе, что наталкивало Луиса на подозрение о том, что их уже давно раскусили.