Блуждающий Неф

Зелёные спросонья ничего не поняли и топтались на Мо, пока не ринулись вслед за Онти, напевая хором:

«Онти долгий жизни путь, суть, суть, суть,

И былого не вернуть, гнуть, гнуть, гнуть

Будет крепкая рука, пока, пока, пока,

Королевой на века, река, река, река».

— Можете выбирать для себя любые комнаты в доме, которые понравятся, — сообщил Палдор, шагая за детьми вдоль коридора. Онти и Хабэлуан тут же принялись по очереди открывать двери, заглядывая внутрь.

— Ух, ты, — замер Хабэлуан, открыв дверь кабинета. Он зашёл и принялся водить рукой по корешкам книг: — Это книги?

— Да, — улыбнулся Палдор.

— И ты их все прочитал? — спросил Хабэлуан.

— Не все, но многие, — ответил Палдор, — скоро и ты их прочитаешь.

— Я не умею читать, — после некоторого раздумья сказал Хабэлуан.

— Ничего, научишься, — убеждённо сказал Палдор.

— А мне можно… эту комнату? — спросил Хабэлуан.

— Можно, — ответил Палдор, а у Полиния удивлённо застыла — Палдор отдал свой кабинет, из которого пылинки не разрешал сдувать и всё там делал сам.

— А я хочу вот эту, — сказала Онти, выбирая комнату рядом со спальней Полинии.

— А нам тоже можно выбрать, — отделившись от делегации, сказал Ментор.

— Выбирайте, — смеясь, согласился Палдор.

— Мы выбираем вот эту, — Ментор ткнул на комнату Полинии.

— Ну, уж нет, — впервые возмутилась Полиния, — это моя спальня и я тоже хочу быть возле дочери.

Зелёные пошептались и выбрали комнату напротив.

— В доме не петь, — сообщил им первый запрет Палдор. Зелёные посмотрели на него, но, наверное, ничего не поняли, так как понеслись в свою комнату занимать углы. Грохо Мом независимо потопал последним.

— А где будет жить Мо? — воскликнула Онти, оглядывая всех. Бросились его искать, но не нашли. Никто и не заметил, как он исчез.

* * *

Альмавер, подгоняя лошадку, спешила домой, обеспокоенная страхом за жизнь найденного человека, понимая, что в пути ожидать улучшения его состояния не приходится. Бонасис молчала и смотрела в сторону: чем больше она рассматривала незнакомца, тем больше он ей не нравился. Она не одобряла намерение дочери, но и спорить с дочерью бесполезно – тогда Альмавер уходила в себя, а Бонасис с трудом переносила такое настроение дочери.

— Мам, а как ты меня нашла? — неожиданно спросила Альмавер.

— Я же тебе рассказывала, доченька, — удивилась Бонасис, — прямо на крылечке, в корзинке.

— Ты не заметила какие-нибудь необычные приметы?

— Ничего необычного не было, — ответила Бонасис, — да там и было всего-то ничего, пелёнка да платочек.

— Платочек? — зажглась Альмавер. — А на нем не было никаких знаков?

— Знаков? — задумалась Бонасис. — Да, была какая-то закорючка, я уже и не помню.

Альмавер принялась вычерчивать буквы на деревянной лавке, пока Бонасис не показала пальцем: — Вот такая.

— Ага, буква «М», — Альмавер задумалась на мгновение и спросила:

— А зачем ты меня забрала к себе?

— Ты мне была нужна, ведь я была совершенно одна, — ответила Бонасис.

Альмавер долго её рассматривала, так что Бонасис стало неловко, потом прижалась к ней и сказала:

— Спасибо, мама.

Настороженные глаза смотрели из глубины кибитки, и их поражающий мороком взгляд не сулил ничего хорошего.

* * *

Рука погрузилась в мягкую шерсть и Маргина прошептала: «Мо». Она гладила его, сжимала шерсть пальцами, захватывая в ладони мягкие пряди. «Ах, если бы ты был мужчиной», — промолвила она с сожалением. «Вот таким?» – спросил Мо, и Маргина увидела красавца-мужчину с рыжей гривой на голове. Она запустила руку в его волосы, теребя их и ощущая знакомую приятную мягкость. «Таким», — ответила она, опуская свои руки ему на шею и прижимаясь губами к его губам. Мир поплыл, растворяясь в его ярко зелёных глазах, и Маргина, совсем не сдерживаясь, лихорадочно гладила его плечи, прижимаясь к его телу своим, падая, увлекая его за собой и погружаясь в бесстыдное безумие мира, который сузился до Мо и её.

Пропало время и пространство, и только плоть откликалась на плоть в безумной гонке безбрежного наслаждения. Опустошённая, она упала рядом с ним, положив голову ему на руку, и погрузилась в сон без сновидений. Только мягкие неясные картинки баюкали её сознание, превращаясь в тихую музыку цветного настроения, беспрерывной лентой звучащей внутри.

— Маргина! – грубым диссонансом прозвучал голос, ломая гармонию музыки и света. Маргина вздрогнула и сжалась, защищая внутреннюю территорию, и с трудом открыла глаза.

Возле неё сидел хабиба Бата и беззастенчиво рассматривал её. Маргина резко выбросила силу из руки, и хабиба Бата вылетел с крыши и грохнулся внизу. Когда Маргина подползла к лестнице, он, потирая бока, поднимался с земли и, впервые за всё время, в его глазах прятался страх.

— Никогда, слышите, никогда не подходите ко мне исподтишка, — зло сказала Маргина, слезая с сарая и отряхивая с себя солому.