Куф поднялся еще за полчаса до восхода солнца и теперь вместе с подошедшим к нему Гриффином присутствовал при появлении первых лучей, озаривших дивную панораму полного пробуждения дня.
— Я не вижу ровно ничего там, вдоль берега, — заметил Куф.
— Я различаю что-то темнеющее вот около тех развалин, о которых мы слышали столько чудесного. Но ничего похожего на оснастку люгера.
— А в той стороне, Гриффин? Но это слишком велико для «Блуждающего Огня».
— Это, должно быть, «Терпсихора», капитан; она как раз должна быть в этом месте. Но вот какие-то удаляющиеся паруса, туда, к северу; возможно, что это люгер.
— Это непременно люгер, он, очевидно, все время скрывался в окрестностях Амальфи.
«Прозерпина» шла хорошим ходом по направлению предполагаемого люгера; но по мере того, как расстояние между двумя судами уменьшалось, возникало все больше и больше сомнений относительно того, люгер ли это на самом деле.
«Терпсихора» следовала за первым фрегатом; но уже два часа спустя все убедились, что судно, ошибочно принятое за люгер, было не что иное, как корвет Лейона. В своем желании опередить оба фрегата и захватить люгер раньше, чем другие его заметят, капитан Лейон нарушил предписание Куфа и обманул его ожидания.
— Не может быть никакого сомнения, что это большое судно и даже, по всей вероятности, именно корвет Лейона! — воскликнул капитан Куф с явной досадой. — Но, черт его знает, что он там делает? Разве он заметил что-нибудь подозрительное?! Мы это сейчас сами узнаем.
У всех пропала надежда на удачу. Решили, что часовой, сообщивший о люгере, ошибся, приняв за него какую-нибудь фелуку. Но как-никак, а ошибка была сделана на фрегате «Прозерпина», и виновником оказывался очень опытный и пользующийся общим доверием офицер, который давно уже дослужился бы до звания лейтенанта, если бы не его несчастное пристрастие к вину. Теперь он подъезжал к борту фрегата на лодке со своего сторожевого поста, и Куф не мог скрыть своего раздражения против своего любимца и, как всегда в таких случаях, ушел к себе в каюту, приказав, чтобы того ему прислали немедленно, как только он появится на палубе «Прозерпины».
— Что же это значит, сударь! — закричал Куф, пронзительным и резким голосом, когда в дверях показалась голова злополучного офицера с красным и в то же время смуглым лицом, с правильными чертами. — За кем это вы нас заставили гоняться? И теперь благодаря вам мы туда зашли, откуда неизвестно когда выберемся по милости ветра.
Клинч по опыту знал, что в таких случаях надо дать гневу начальники излиться беспрепятственно, а потому не возражал; единственно, что он позволял себе в таких случаях, это выражение некоторого недоумения и сожаления на своем лице, как будто говорившем: «Но что же я такое сделал? А если я действительно в чем-нибудь виноват, то вы видите, как я об этом сокрушаюсь». И это немного комическое его выражение всегда влияло смягчающим образом на расходившегося командира.
— Извольте же объясниться, по крайней мере, — закончил, наконец, Куф, передохнув.
— Будьте любезны, капитан, скажите мне, что я должен вам объяснить? — возразил Клинч с ясно выраженным недоумением.
— Это мне нравится! Но, послушайте, как можно было понять ваш сигнал? Разве вы действительно видели «Блуждающий Огонь»?
— Видел, и я вижу, капитан, что поданные мной сигналы были поняты совершенно правильно. Я видел люгер около южной части Капри — я не мог ошибиться, слишком характерна внешность этого люгера, и кто раз его видел, тот навсегда запомнит.
— Но куда же он в таком случае девался?
— Я полагаю, капитан, что, пользуясь ночной тьмой, люгер проскользнул незамеченным и ушел из залива в открытое море; на это у него хватило смелости. Но что это был именно тот люгер, это несомненно, я его видел на расстоянии не более четырех миль!
— Четырех? Я полагал, что на восьми, по крайней мере. Почему вы не дали нам знать о расстоянии?
— У меня не имелось для этого надлежащих сигналов, да и к тому же…
— Что к тому же? Говорите.
— Я полагал, что на фрегате никто не может сомневаться в том, что небольшой люгер не может быть виден на расстоянии восьми-девяти миль.