Блуждающий огонёк

— Решила взглянуть на тебя перед дальней дорогой, — сказала она. — Гостиница закрылась. Домой возвращаться не к кому. Вот я и поступила в отряд. Думаю, что снаряды–то делать как–нибудь смогу.

Расставаясь, они не знали, что с ними будет завтра.

— Ну вот, солдат, а плачет! — весело засмеялась Тами, собираясь уходить из палаты.

— Я не плачу. Это из–за болезни, — сказал Отодзи.

— Ребра и глаза, выходит, родственники? Так, что ли?

— Жар у меня. Оттого и слезы.

Тами незаметно оглядела палату, приложила руку ко лбу Отодзи и испуганно отдернула ее.

— Да у тебя и вправду сильный жар!

— Вот я и говорю, что не плачу!

— Разве от трещины в ребре может быть такая температура?

— Не знаю. Боль утихла, а температура все повышается. И дышать почему–то тяжело.

— Неспроста все это. Может, врач не заметил?

— В этом отделении за выздоравливающими глядит только санитар. Температуру и то никогда толком не измерит.

— Какая нелепость!..

Тогда Отодзи подумал почему–то, что глаза сестры, широко открытые, с тревогой уставившиеся на него, он видит в последний раз.

III

Итак, в гостинице Когэцу Тами не оказалось. И уехала она не на зиму, в поисках заработка, а просто уволилась еще в конце лета прошлого года.

Судя по рассказу супругов Торикура, стороживших гостиницу, уволиться со службы ей посоветовал некий господин по имени Хаяма, который взял ее на свое попечение, еще когда она работала на военном заводе. Связь между ними, по–видимому, продолжалась и после войны. В разгар лета в прошлом году Хаяма навестил ее. Это был привлекательный, как оннагата[40], мужчина лет сорока, похоже, довольно пробивной, совершавший какие–то сделки с оккупационной армией. Очень был респектабельный гость.

Через несколько дней Хаяма уехал, и после этого Тами сказала жене Торикура, что она, возможно, уволится из гостиницы, а когда та спросила, что же Тами будет делать, Тами ответила: «Хочу поехать в город и устроиться на работу. Ведь не вечно же я буду молодой».

Несколько дней спустя Тами получила письмо от Хаяма. Прочитав его, собрала вещи и уехала.

— Точно не знаю, но, кажется, она говорила, что поедет в Кобэ, — сказала жена Торикура.

Отодзи хотел узнать адрес Хаяма, но сразу после войны гостей было мало, и в гостинице Когэцу не завели еще регистрационной книги. Впрочем, даже если Тами и вправду уехала в Кобэ, найти ее там было бы просто немыслимо.

— Сестра ничего не велела передать мне? Мол, напишет потом письмо? Или что я должен обратиться туда–то, если приеду?

Супруги Торикура нерешительно переглянулись.

— Говорила, что хотела бы вместе с братом начать какое–нибудь торговое дело, когда накопит денег, — сказала жена Торикура.

Но в июле прошлого года Отодзи получил лишь короткую открытку, и с тех пор никаких вестей не было.

— Если бы все устроилось, адрес–то она бы сообщила. А раз полгода не пишет… Да и что тут ожидать в такой неразберихе. — Торикура подбросил дров в железную печку, поставленную прямо в очаг на кухне.

Отодзи и Сима молча глядели на гудевшую печку, раскалившуюся докрасна. Потом Отодзи сказал устало:

— Извините. Позвольте мне прилечь. Я плохо себя чувствую.

Он прилег на циновку, подперев голову локтем.

— Вы больны. Хлебнули горя, наверно, — сочувственно сказала жена Торикура.

— Отдыхайте спокойно, — добавил Торикура. — Гостиница закрыта, так что принять вас как следует не сумеем, но зато вы можете чувствовать себя совершенно свободно. Постелей сколько угодно, и ванная есть. Располагайтесь не спеша.

Делать было нечего. В тот день они все равно не смогли бы выбраться из поселка у этого вулканического озера. А завтра будь что будет.

Сима помогла жене Торикура принести постели из другой комнаты, и они вдвоем положили их поближе к прихожей. В гостиной с плотно закрытыми ставнями зажгли тусклую лампу.

— Вам можно стелить в одной комнате? — спросила жена Торикура.

Застигнутая врасплох этим вопросом, Сима немного помедлила, но потом сказала:

— Да, можно в одной.

Жена Торикура соорудила два княжеских ложа рядом. На одно из них лег Отодзи. Измученное болезнью бледное лицо его потонуло в подушке и выглядело старческим.

— Спи крепко, ни о чем не думай, — сказала Сима. Отодзи засмеялся с закрытыми глазами:

— Мне не о чем думать.

И действительно, Отодзи тут же заснул глубоким сном. Сима посидела немного у его изголовья, потом встала и вышла на кухню. Жена Торикура что–то шила, сидя одна у железной печки.

— Не нужно ли вам помочь в чем–нибудь? Что прикажете, то и сделаю, — предложила Сима.

Жена Торикура, улыбнувшись, сказала, что ни о чем беспокоиться не надо, и спросила:

— Ваш муж уснул?

В первый раз Отодзи назвали ее мужем. Делать было нечего, и Сима ответила:

— Да, крепко спит. Устал очень.

— Трудно ему. Нездоров. Чем болен?

— Астма, — сказала Сима. Она знала, что в деревне как огня боялись чахотки. Жена Торикура тут же сообщила, что ее младшая сестра много лет страдает астмой, и поэтому она знает, какая это неприятная хворь.

— Холод вреден, не правда ли? Что будем делать, если приступ начнется?

— Не беспокойтесь. Я медсестра.

— Привыкли ухаживать?

— Нет, я действительно сестра из больницы.