Йозеф Геббельс должен был заботиться о том, чтобы у уставшего от войны населения формировались неукротимые чувства ненависти и готовности к жертвам. Он не стеснялся врать и передергивать факты, если было необходимо закрепить в сознании немцев образ врага. Обладая хлещущей через край негативной энергией, министр пропаганды был неиссякаемым источником ненависти, которая вела солдат в бой и заставляла мужественно сражаться. В нацистском руководстве Геббельс был и на этом этапе одним из самых радикальных деятелей. Он не ограничивался изданием поддерживающих лозунгов, его целью была мобилизация на борьбу всех имеющихся еще резервов. Заканчивая свою речь во Дворце спорта, он спросил у возбужденной публики: «Вы хотите тотальной войны? Вы хотите ее, если понадобится, еще более тотальной и радикальной, чем мы сегодня можем себе вообще представить?» И публика бушевала — вся во власти пагубного самообмана.
В действительности «окончательная победа» к этому времени давно уже была недостаточна. Переполненный ненавистью Геббельс форсировал в этой ситуации центральную для извращенного мышления его и Гитлера историческую задачу национал-социализма — «окончательного решения еврейского вопроса». Он клялся, что не успокоится, «пока, по меньшей мере, столица рейха полностью не будет свободна от евреев». Депортация в Освенцим шла, по мнению министра пропаганды, слишком медленно, и он издал приказ о зачистках на берлинских оружейных фирмах с целью захвата евреев, занятых на принудительных работах. Уже в марте 1942 года он написал в своем дневнике о физическом уничтожении этих людей в газовых камерах: «Применяется довольно варварский метод, не поддающийся подробному описанию: от евреев больше ничего не останется».
Весной 1943 года Гаральд Квандт был откомандирован с Восточного фронта во Францию. Но это было сделано не для того, чтобы увести от опасности пасынка Геббельса. Из-за отсутствия военных успехов на востоке Гитлер постепенно переносил основное направление ведения войны снова на запад. Фюрер боялся вмешательства союзников. Кроме того, он считал, что при успешном отпоре, оказанном им, войну можно выиграть на всех фронтах.
В июле 1943 года Гаральд провел свой отпуск в Берлине. Однажды вечером он сидел вместе со своим отцом, братом и секретаршей. Прозорливый Гюнтер Квандт в этом узком кругу говорил о политической ситуации открыто. Группа войск «Африка» капитулировала — Северная Африка и Средиземное море были потеряны. Началась атака на крепость «Европа». Союзники уже высадились на Сицилии. Муссолини был свергнут и схвачен, в Италии — новое правительство, которое отвернулось от немецкого союзника. Гюнтер Квандт защищал новую итальянскую политику, как он позже вспоминал, это было «единственно правильным, чтобы народ в тот момент, когда он видит, что война проиграна, заканчивал ее». Промышленник считал, что Германия должна взять пример с итальянцев и искать мира любой ценой.
Гаральд был возмущен. Он не мог понять, как отец оказался таким пораженцем. «Я был тогда уже офицером и не изменил нацистской идеологии, в которой меня воспитали. Поэтому мне не нравились высказывания отца», — вспоминал он после 1945 года об этом разговоре. Молодого человека, которому тогда был 21 год, слова отца очень возбудили. Он рассказал о них матери, но попросил ее ничего не говорить Йозефу Геббельсу.
Во время своего фронтового отпуска Гаральд Квандт встречался и с отчимом. После совместного обеда Геббельс записал в своем дневнике, предчувствуя недоброе: «Я предполагаю, что его отпуск закончится раньше, так как при необходимости его дивизию перебросят в Сицилию». Через две недели так и произошло: Гаральд должен был отправиться в Италию. Геббельс с удовлетворением записал: «Я очень горд, что мальчик теперь снова будет участвовать в боях. Он тоже очень счастлив. Во всяком случае, в этом отношении мы только рады за него».
Однажды, когда Гаральд уже был в Италии, Гюнтеру Кванту позвонили. Магда Геббельс рассказала своему мужу о высказываниях Гюнтера Квандта, сделанных им в разговоре с сыновьями, и министр пропаганды захотел лично отчитать предпринимателя, который отважился усомниться в конечной победе. Однако Геббельса до прибытия Квандта неожиданно вызвали в министерство, и со своим бывшим мужем разговаривала Магда. Позже он вспоминал: «Она сказала, что я допустил пораженческие высказывания, хотя наверняка знаю, что все обстоит не так. И что если я стану повторять подобные речи, то немедленно буду доставлен в полицию».