Когда Спасский стал чемпионом мира, его стипендия выросла с 250 рублей в месяц до 300. Такая сумма могла казаться ему недостаточной, но Бейлин, подписывавший необходимые для этого повышения документы, вспоминает зависть коллег к богатству Спасского: «Когда молодой Спасский получил в Сайта-Монике 5000 долларов, многие переживали по этому поводу так, словно это их личная утрата». Чтобы понять, много ли получал Спасский, надо учесть, что в конце 60-х годов средняя зарплата квалифицированного рабочего или служащего составляла 122 рубля.
Спасский не только жаловался на низкую зарплату. На той встрече в Шахтах он потряс слушателей следующим заявлением: «Я вышел из семьи священника. И если бы я не стал шахматистом, то вполне мог стать священником».
Это письмо попало прямиком в отдел пропаганды и агитации ЦК, завершив свой путь у Александра Яковлева, которому доложили, что аудитория, слушавшая Спасского, выразила по поводу речи «недоумение и негодование».
Однако существовали более жёсткие и потенциально опасные суждения о Спасском. Батуринский обвинял его в том, что он попал во власть «объективистских взглядов» в вопросе о месте проведения матча с Фишером. На предварительной беседе с руководством Шахматной федерации СССР Спасский заявил: «Я не считаю целесообразным проведение матча в СССР, поскольку это дает определённое преимущество одному из участников, а матч должен вестись в равных условиях...».
В широком смысле, «объективизм» означает выражение точки зрения, не основанной на марксистско-ленинском анализе. «Большая Советская Энциклопедия» определяет этот грех так: «Мировоззрение... ориентирующее познание на социально-политическую нейтральность и удерживающееся от выводов на основе партийности... Оно маскирует социальный и классовый субъективизм... объективизм ориентируется на скрытое служение господствующей консервативной или реакционной силе общественного "порядка вещей"». Другими словами, у Спасского было неправильное политическое сознание.
Спасский демонстрировал опасные политические колебания, но можем ли мы назвать его диссидентом? Таким он казался некоторым своим однокурсникам по университету. Виктор Корчной дает официальную оценку: «Когда я уехал, то считал себя диссидентом на двух ногах, а Спасский был одноногим диссидентом».
С высокого поста второго лица в Спорткомитете, ответственного за десять видов спорта, включая и шахматы, Виктор Ивонин относился к нему с мрачноватой терпимостью: «Мы принимали Спасского таким, какой он есть, зная, что менять его слишком поздно. Он нигилист. Иногда мы могли помочь ему говорить и действовать "более корректно". Пытались по крайней мере. Но человека невозможно переделать. Поэтому мы решили не реагировать, если он что-то говорил, возможно, даже в шутку. Однако он не был диссидентом».
Бывший президент Российской шахматной федерации Евгений Бебчук соглашается: «В принципе Спасский не принимал советский режим: он не высказал бы этого широкой аудитории, но говорил среди друзей. Он с самого начала притворялся дурачком, как будто ничего не знал и не понимал. Меня по должности часто вызывали на официальные заседания, и коллеги в комитетах говорили: "Да, он талантливый шахматист, но немного странный на голову", а я отвечал: "Так и есть". Он себя так защищал. Это такая техника выживания: в русской культуре хорошо относятся к дурачкам, им многое прощают».
Здесь Бебчук делает любопытную ссылку на историю русской культуры. Примета царской России, «святой дурак», или юродивый (божий человек), был странником, подобным монаху; его чтили за возложенные на себя страдания во имя смирения и высокой веры. Юродивых наделяли мистической силой. Но важно здесь то, что подобно королевскому шуту юродивый мог с полным правом смеяться над правителями, обличать пороки и открыто говорить правду. И если кто-то из современников пытался понять Спасского, он проявлял терпимость к его «эксцентричным и необычным выходкам», схожую с терпимостью по отношению к юродивым.