Бобо

Запыхавшийся Толгат догнал меня и щурился теперь на яркий свет. Я дал ему сесть на себя, и меня осторожно провели мимо телескопов поближе к сцене и поставили так, чтобы всем было хорошо меня видно. Не было на мне звезд, и не было на боку у меня ракеты, которую очень хотел Толгат нарисовать, но все так аплодировали мне, и так кричали дети, и так смотрел на меня Кузьма, что я… Далеко был город Оренбург, но вокруг меня был город Моршанск, и в этот момент служил я городу Моршанску и людям его — может быть, может быть, лишь им одним, да Толгату, да Кузьме, да Сашеньке с Мозельским, улыбающимся мне из первого ряда, да Зорину, поднимающемуся на сцену стихи читать, да Аслану поганому — и ему тоже, что уж тут поделаешь, — я служил. Дети бросились ко мне; взрослые не могли их удержать; Зорин топтался по сцене, и только увещеваниями какого-то крупного сурового человека в сером костюме и сером галстуке, взявшего в руки микрофон и сказавшего в него ледяным голосом: «Товарищи, а ну не позорим город перед властью!» — удалось навести в публике некоторый порядок. Зорин тогда прокашлялся и заулыбался.

— Я, конечно, не слон, — сказал он, — но я вас к слону быстро отпущу, я всего один стих прочитаю. Вот есть пословица: «Гагарин в космос летал, а Бога не видел». Фраза эта — ложь, ему это советские безбожники приписали. А сейчас уже не спросишь, конечно. Его друг и коллега Леонов говорил, что он был очень духовный человек, Юрий Алексеевич Гагарин, крещеный русский человек. И мы не знаем, конечно, чтo первый русский космонавт чувствовал, оставшись наедине со Вселенной. Вот про это я прочитаю.

А Бог его видал — но не сказал ни слова:

Сын учится летать, какие тут слова.

А он себе шептал, шептал опять и снова:

«Вселенная жива. Я знаю, ты жива».

О чем он думал там — над Родиной, над нами,

Один в великой тьме, дыша и не дыша?

Великий, русский, наш — как выразить словами,

Что чуяла его крещеная душа?

А Бог — что думал он, когда к Его престолу,

К сияющим дверям в Его златой чертог,

Приблизилось дитя великого народа,

Который никогда предать Его не мог?

Быть может, в миг Суда, когда и души наши

Предстанут перед Ним и в нас вглядится Страж,

Узнаем мы с тобой, что чувствовал на страже

Страны своей герой — крещеный, русский, наш.