Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Представителям образованной элиты пришлось прежде всего изменить свое отношение к деньгам как к таковым. В их бытность бедными студентами деньги были твердой материей, кусок которой, выраженный в банковском чеке, поступал ежемесячно. Отщипывая понемногу от этого куска, они оплачивали свои счета. При этом они почти физически ощущали, сколько денег у них на счету, как мы осязаем, сколько мелочи у нас в кармане. По мере роста их благосостояния денежная масса все более разжижалась. Сегодня дензнаки чудесным образом льются на банковский счет, и так же быстро с него утекают. Обладателю денежных средств остается только наблюдать, слегка ужасаясь, скорости этого неудержимого потока. Он или она может попытаться перекрыть течение с целью накопления средств, но тут возникает вопрос, где именно ставить плотину. Сама способность оставаться на плаву, обходя в бурном денежном потоке все подводные камни и узкие места, становится признаком состоятельности. Это как очередной тест на академические способности. Деньги не приводят к упадку и разложению, но становятся символом превосходства и контроля над ситуацией. Теперь они кажутся чем-то естественным и вполне заслуженным настолько, что даже бывшие студенты-радикалы переиначивают старый коммунистический лозунг так: от каждого по способностям, каждому по способностям.

Представители образованной элиты не только зарабатывают куда больше, чем могли предполагать, они постепенно занимают все более ответственные посты. Сегодня каждый из нас знаком с управленцами, которые из совета «Студентов за демократическое общество»[15] перешли в совет директоров, и с LSD на IPO. И действительно, может сложиться впечатление, что из «Свободы слова»[16] корпоративных управленцев вышло больше, чем из Гарвардской школы бизнеса.

Бурный рост прибыльных отраслей, где все участники процесса являются членами образованной элиты, поражает не меньше. Всего у 20 процентов взрослого населения США есть диплом о высшем образовании, однако в крупных городах и пригородных офисных комплексах можно ходить от кабинета к кабинету, километр за километром, и у каждого в ящике стола найдутся корочки. Сегодня образованная элита обладает той властью, которая раньше приходилась на долю степенных пожилых WASP’ов с выдающимися подбородками. Экономисты из Международного валютного фонда летают по миру, формируя макроэкономическую политику. Умники из McKinsey & Company пикируют на офисы корпораций, которыми управляют их же товарищи по университетской футбольной команде, и выписывают рекомендации по слиянию и реструктуризации.

Образованная элита подмяла под себя даже те профессии, которые раньше относили к рабочему классу. Сильно пьющие трудяги-репортеры, к примеру, исчезли как класс. Сегодня если вы придете на пресс-коференцию в Вашингтоне, то в любом ряду Йель будет чередоваться со Стэнфордом, Эмори и Гарвардом. Если раньше политическими партиями управляли наймиты из эмигрантов, сегодня там господствуют информационные аналитики с научной степенью. Пройдитесь по старым пригородам, и вы обнаружите, как богемного вида деятели в футболках с длинным рукавом, затоварившись органическими фруктами, идут домой, где раньше жили биржевые брокеры. Они в буквальном смысле спят в их кроватях. Они заполонили все учреждения ушедшей элиты. Писатель Луис Окинклосс так описывает сложившееся положение: «Старое общество уступило под натиском образованного класса». Недалеких красавцев и красавиц с великими предками сменили умные, амбициозные леваки в стоптанных ботинках.

Тревожное благополучие

Последние 30 лет образованный класс одерживает одну победу за другой. Они дезавуировали культуру старой протестантской элиты, вписались в экономику, щедро оплачивающую их высокие способности, и встали во главе многих учреждений, против которых раньше выступали. Однако все это привело к возникновение некой червоточины. Как убедить себя, что они не стали такими же самодовольными болванами, как пресловутые WASP’ы, которых они по-прежнему столь неистово осуждают?