Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Если вы решили, что интеллектуал сначала выбирает специализацию и оттачивает манеры, а уже потом выходит на рынок мыслящей публики, то представление это ошибочно. Производство и маркетинг в данном случае развиваются параллельно, и процессы эти взаимозависимы. Нашей молодой интеллектуалке уже слегка за тридцать, но она по-прежнему большую часть времени проводит за рабочим столом. Чтобы попасть на ТВ или влиться в обойму лекторов, ей нужно побольше печататься, чтобы ее заметили и запомнили. Вначале ей кажется, что, если ей удастся опубликовать один по-настоящему заметный материал в авторитетном издании, – карьерный рост ей обеспечен. Но она ошибается. Когда одним прекрасным утром в продаже появится какой-нибудь Harper’s с ее первым большим эссе, ей будет казаться, что мир переменился. Но люди вокруг ничего такого не заметят и будут жить себе, как прежде, и относиться к ней так же, как вчера. Многие даже не обратят на статью внимания – а ведь она отдала ей несколько недель жизни, – а кто прочел, воспримут ее, как очередную блестку в бесконечном потоке медиаконфетти.

Тем не менее печататься надо. «Нью-Йорк таймс», Wall Street Journal, L.A. Times и другие газеты и журналы получают сотни тысяч материалов ежегодно, а регулярные публикации в этих изданиях – это способ напомнить миру и другим интеллектуалам о своем существовании. Итак, в течение первых нескольких часов после громкого события, типа оглашения судебного решения по вопросу гомосексуальных браков, наша интеллектуалка звонит правильному замредактора правильного отдела и сообщает, что телевизионные умники как обычно все переврали. Редакторы печатных изданий любят, когда им так говорят, это придает им уверенности, что Джеральдо Ривера и прочие телегерои не заберут остатки их хлеба.

Между прочим, она упомянет, что дружна с издателем (редактор, конечно, усомниться, но чем черт не шутит). Помятуя о том, что сам себя не похвалишь, она убедит редактора, что «этот материал выведет дискуссию на новый уровень». Она расскажет, как вплетет в повествование ссылку на какую-нибудь историю из поп-культуры, сравнив Верховный суд с героем недавнего лидера кинопроката. Редакторам нравится такая интеграция с другими ветвями масс-медиа, во-первых, потому, что это может стать темой для иллюстрации к материалу, во-вторых, в их среде популярно заблуждение, что ссылки на поп-культуру резко повышают индекс читаемости. Кроме того, это как раз тот жуткий замес высокого и низкого, к которому интеллектуалы из бобо с удовольствием прибегают, чтобы доказать всем, что они совсем не скучные и не зазнайки.

Редактор дает предварительную отмашку, время пошло: молодая интеллектуалка должна написать материал за четыре часа, то есть растечься мыслью по древу, как в ежемесячном глянце не получится. Тем не менее материал должен быть выстроен подобно Шартрскому собору. Слог должен быть крепким и основательным, но восприниматься легко, как готические кружева. Первые два параграфа – это фасад, блистательный и всеохватный. Следующие несколько – подход к главному алтарю, прямой путь к предсказуемому апогею, по ходу которого можно взглянуть и на замечательные боковые капеллы. В итоге последний абзац должен напоминать выход в трансепту, когда свет заливает вас со всех сторон. Кроме того, по наущению журналиста Майкла Кинсли, следует избегать точек с запятой, поскольку они могут восприниматься, как проявление манерности. Статью неплохо бы с умеренностью пересыпать автобиографическими данными, чтобы читатель захотел ознакомиться с абзацем «Об авторе». Если в статье упомянута знаменитость – например, какой-нибудь недавно почивший политик – автору необходимо вставить какую-нибудь незначительную подробность их последней встречи или чувства, которые она испытала, узнав о кончине.

Но чтобы привлечь максимум внимания, статья должна быть слегка абсурдной. Логически выстроенные статьи читают, понимают и забывают. А вот противоречивые или абсурдные эссе заставляют десятки других авторов возмутиться и написать ответ, тем самым десятикратно усиливая общественный резонанс. У профессора Йельского университета Пола Кеннеди за плечами была отменная, но далеко не звездная карьера, когда он написал книгу «Становление и крах великих держав», где предрекал Америке упадок. Он был неправ, в чем его поспешили уверить сотни комментаторов, чем прославили автора и сделали его книгу бестселлером. Фрэнсис Фукуяма написал эссе «Конец истории», и тем, кто прочитал только название, тоже казалось, что автор поторопился. Тысячи оппонентов написали ответные тексты, где утверждалось, что история продолжается, а Фукуяма стал мировой знаменитостью.