Бобруська

Выкупается, а потом усядется на крыльце. Встряхнётся, как собака, и давай причёсываться. Есть у него на этот случай раздвоенный коготок на задней лапе. Сначала голову расчешет, потом примется за грудь, бока, живот.

Аккуратный зверь.

Когда Бобруська подрос, Кирилл Сергеевич стал ходить с ним на озеро. Сам идёт впереди, а бобрёнок косолапит следом, не отстаёт. Очень ему нравилось плавать в озере.

Бобруська рос быстро. Это радовало Кирилла Сергеевича. Но и заботило: где же теперь ему купаться? На озеро с ним не находишься… Да и грызть он стал что ни попади: зубы стачивает.

И переселили Бобруську из комнаты в сарай. Поставили большую лохань для купания. Дважды в день наполняли её свежей водой.

Новый бассейн Бобруська одобрил.

Но скоро и в нём стало ему тесновато… И всё чаще задумывался Кирилл Сергеевич о зиме. Что делать, когда вода в лохани будет замерзать? А как уберечь зверя от холода? Не обморозил бы хвост. Он у него голый, чувствительный…

УСМАНКА — БОБРОВАЯ РЕЧКА

Течёт через заповедник речка Усманка. Она небольшая и обозначена не на каждой карте. Но по-своему знаменита.

Знаменита бобровыми норами и хатками. Её так и называют: Усманка — бобровая речка.

Где берега высокие, там бобры вырыли норы. А где низкие, заболоченные — построили хатки. Из хвороста, ила, глины. Высокие, в рост человека. И прочные — сломать их нелегко. А входов нигде не видно. Только торчат во все стороны сучья. Ощетинились дома. Попробуй войди! Не залезть в хатки с берега. Как и в бобровые норы, входы в них ведут прямо из речки.

А ещё Усманка известна удивительным городком на её берегу.

Стоят рядком маленькие домики. Низенькие. По самые крыши вросли в землю. Перед каждым — большая площадка. Она ведёт к речке. В воде — купальни. Они отгорожены толстыми железными прутьями.

Домики построили люди. И поселили в них бобров, чтобы лучше их изучать.

Здесь, на бобровой ферме, в 1934 году родились первые бобрята. До этого нигде в мире бобрята в неволе не рождались, и никто, ни один человек, не видел новорождённого бобрёнка. Поэтому много было об этом споров. Какие они? Голые? Слепые? Есть ли у них перепонки на задних лапах? А зубы?..

И тут сразу все споры были разрешены.

Новорождённые зверьки точь-в-точь похожи на взрослых бобров. Только они крошечные, меньше ладони.

Вслед за этим открытием на ферме были сделаны и другие. Учёные многое узнали о жизни и повадках бобров.

Вот на эту ферму и привёл Кирилл Сергеевич Бобруську.

— Что ж, примем вашего воспитанника, — говорит заведующий фермой Леонид Сергеевич. Он и раньше был знаком с Бобруськой.

— Хорошо, — отвечает Кирилл Сергеевич невесёлым голосом, а сам гладит Бобруську по голове. — Конечно, ему тут у вас понравится…

— Примем, примем, — повторил Леонид Сергеевич. — Только куда его лучше поместить… — Тут он задумался.

ВОСЬМОЙ

Бобруську решили поместить в вольеру к его ровеснику. Думали, что с ним он поладит лучше всего.

Когда Бобруську выпустили в вольеру, он сразу почуял воду. Обрадовался. Закосолапил к речке.

Без единого всплеска вошёл в воду. С наслаждением поплыл, держа чёрный нос повыше. Потом шлёпнул хвостом. Он у него как руль. Нырнул. Раз, другой… Колесом завертелся в воде. Это не в лохани плескаться!

Потом он растянулся во всю длину. Вытянул короткие передние лапы, прижал к шее. Заработал задними, перепончатыми, как вёслами.

Поплыл.

Хорошо-то как!

Между тем в домике проснулся чёрный бобрёнок. Его называют Восьмой. На ферме зверям дают не имена, а номера.

Восьмой родился тут, на ферме. Живёт на всём готовом. И доволен. Но к людям он, конечно, не так привык, как Бобруська. Пришли, покормили… Очень хорошо. Он радостно встречает их в привычный час, различает по голосам. Но не скучает без них. Ушли — и ладно.

Вышел Восьмой из домика. Взял в лапки веточку и стал обгрызать. Зубы работают быстро-быстро. Как машина. Обгрыз добела, бросил в сторону и пошёл к воде.

А Бобруська уже накупался. Сидит на мелком месте и тоже веточку обгрызает. Увидел Восьмого — обрадовался, запищал.

Ведь он бобров никогда не видел, ему интересно.

Восьмой недовольно повёл усами. Подошёл совсем близко. Привстал на задних лапах, упёрся в дно хвостом, а передними обхватил Бобруську и стал вместе с ним раскачиваться да постанывать:

«Иы-иы-иы-иы…»

Новая игра? Бобруська её принял. Обхватил Восьмого лапами и тоже стал раскачиваться да постанывать.

И вдруг Восьмой как схватит Бобруську зубами! Укусил до крови. Потом ещё раз, да посильнее…

Бобруська жалобно запищал. Откуда же было ему догадаться, что это совсем не игра? Так бобры борются. И добром эта борьба не кончается.

С Бобруськой все были всегда ласковы, он и кусаться-то не научился. Нужды в этом не было. Зверь даже не подозревал, что в нём кроется уже немалая сила и что зубы у него острые и сильные.

У ЗВЕРИНОГО ДОКТОРА

Работники фермы спасли Бобруську. Принесли к доктору. Положили на металлический стол. Привязали.

Вид у него был неважный. Из ран течёт кровь.

— Здорово тебя разрисовали, — сказал доктор Виталий Александрович. — А какой хороший был зверь.