Максим разогнулся, потянулся и понаклонялся влево, вправо. Посмотрел на сугроб и глубоко вдохнув продолжил грузить снег на носилки. Донесут, таскают его ребята не слабые.
Думалось при такой физической работе просто отлично. Хотя Максиму в принципе уже некоторое время думалось хорошо. Словно разум наконец обрел равновесие. Воспоминания, когда-то спрятанные мамой, так прочно вросли в те, что всегда были открыты, что парень, как ни пытался, не мог заметить разницы и понять где какие. Он просто делал, знал, чувствовал, помнил и удивлялся, когда дед посмеивался и говорил, что внучок становится местным. А может уже стал. Что тоже неплохо. Еще немного и родственникам не придется за него краснеть. Хотя эти родственники и без того краснеть не спешили.
В общем, жизнь налаживалась. Через неделю один парень уходящий от Мияна отнесет Тайрин письмо с извинениями, объяснениями и обратным адресом. Тогда будет вообще хорошо. Может она даже в гости придет. Хотя вряд ли.
Изобрести, что ли, здесь телефон? А то магическая связь штука ненадежная, настолько, что даже в городе предпочитают послать гонца и не морочить никому голову. Ага, найти и выследить могут кого угодно, если он специально не прячется, а поговорить на расстоянии с трудом и с такими затратами энергии, что оно того не стоит. Телефон бы пригодился. Жаль Максим никогда не интересовался тем, как он устроен. Но подумать стоит, а если получится, потомки будут помнить.
А потом, как-то совсем уж неожиданно, пришел последний день осени. А с ним и Серая Кошка с благой вестью о том, что церемониальный меч никуда от Максима не денется. Да и Максим от меча тоже.
Как она их нашла и почему не искала раньше, тетя Айра рассказать отказалась. Да и вообще, она была подозрительно добра. Максим даже заподозрил, что кто-то умер.
Дедушка возвращаться во дворец гордо отказался. Вино и Миян были ему милее родной дочери. Собственно, милее дочери Кьену было что угодно. Максиму он пообещал еще вернуться, пообщаться и поучить чему-то интересному. А Серой Кошке велел найти мужа и только после этого с ним разговаривать. До этого дочери вменялось делать вид, что отца в упор не видит.
Подозрения в том, что кто-то умер, так и не подтвердились, но легче от этого не стало. Воспоминания отца об огромном бронзовом дрыне, который следовало нести на плече, гордо при этом вышагивая и ни в коем случае не наклоняясь, так и не смогли подготовить его сына к подобной участи. Папины воспоминания были веселыми, напоминали байку, да и рассказывал он об этом мече чтобы развлечь детей. А тут всучили оглоблю и при куда скажут. Итишь бы посмеялся, сбылось его пророчество.
Максим шел, мысленно матерился на все лады. Тупой, тяжелый и холодный бронзовый меч давил на плечо, упирался в шею и всячески изводил своего носильщика. Пользоваться этим мечом по назначению мог разве что какой-то бог, и роста в нем должно было быть не меньше трех метров, иначе никак. А тащить его пришлось далеко, на ту самую первую плоскость, где живут всякие сумасшедшие амулетчики и где было положено начало города. Начало его истории, истории живущих веками в нем семей. Там были построены первые храмы и даже устроено первое кладбище - этакий каменный лабиринт с крохотными нишами в стенах. В этих нишах за металлическими дверцами стояли глиняные бутыли с прахом предков.
Предков почтили, Максима и меч им показали, и поперлись к храму, где надо было принести жертвоприношение.
Судя по тому, что погода не испортилась, небо на землю не упало и даже стена нигде не треснула, предки зрелищем остались довольны. Или им было плевать, лишь бы потомки не задерживались дольше, чем того требовали обычаи.
Храм Максима не впечатлил. Строили его наверняка на скорую руку, а потом не захотели переделывать сотворенное. Вот и осталось это строение сооружением из нагроможденных кое-как камней, разной величины и, похоже, оставшихся от каких-то других строек. Они были разноцветными. Белый мрамор спокойно соседствовал с гранитом и чем-то зеленым. Кое-где рыжели кирпичи, видимо заменившие собой какой-то нестойкий строительный материал, вроде того же ракушечника. Ко всему эти стены были неровными, да и само здание загадочно-перекошенное. Будто было в родстве с Пизанской башней.
Загадка с жертвоприношением разрешилась банально и неинтересно. Местные жители записывали на бумажки то, что они не успели по их мнению в этом году сделать и сжигали их, якобы жертвуя прошедшему году. Ага, чтобы в следующем году опять не успеть.
Максим к этой традиции отнесся скептически, но остальные искренне чему-то ему непонятному радовались, поэтому свое мнение парень оставил при себе. Написал, что не успел спасти мир и поджег бумажку. Горела она красиво, рассыпалась алыми лохмотьями и падала у ног серыми хлопьями. Возможно, что-то оно даже значило, но гадание на пепле было Максиму не более интересно, чем гадание на кофейной гуще.