Бодигард

– Ты что, хочешь сказать, что, действительно, готов завтра умереть, поэтому и не боишься близости со мной?

– Я не боюсь близости с тобой. Больше того, я хочу этой близости. И не имеет значения, убьют ли меня завтра твои ребята, или я заболею и умру от СПИДа. Все мы рано или поздно умрем, я к этому готов, единственно, чего бы я не хотел, так это потерять эту ночь. Таня, я, действительно, готов ради этой ночи умереть, потому что ради такой ночи стоит жить.

Она изумленно подняла на него глаза, в которых билось отчаяние вперемешку с надеждой.

– Почему? – почти неслышно, одними губами, спросила она.

– Не почему, просто так оно есть, – и, стиснув ее лицо в руках, Андрей порывисто припал к ее губам.

Сминая ее застывшие губы, он словно пытался выпить из нее этот мертвящий холод предстояния смерти, царивший в ней все эти годы, и влить на его место огонь жизни, пробуждая в ней забытые чувства и желания, и согревая ее сломленную душу своей любовью.

– Перед смертью не надышишься, – простонала она, вырываясь и отворачивая от него лицо.

– Не умирай раньше смерти, – выдохнул он ей в губы и опять впился в них обжигающим поцелуем.

И она покорилась, всем телом подавшись к нему и почти уже захлебываясь в потоке освобожденной нежности и желания, неистово хлынувших из-подо льда многолетнего одиночества.

Это было больше страсти, больше любви, это была сама жизнь, тонкими стежками счастья начавшая сшивать расползающиеся края женской истерзанной души.

А за окном, в мягких объятиях ночи догорающего лета едва слышно трепетал листвою лес, обступивший тихий дом и кружащий вокруг него свой недвижимый обережный хоровод под мягким светом мерцающих звезд.

Через месяц из «Пулково-2» по маршруту «Россия – Италия» вылетала супружеская пара.

Улыбающиеся, оба в темных очках, что выглядело несколько странно в такой хмурый дождливый день, они шли, держась за руки, сосредоточенные друг на друге и не замечая людей вокруг.

Багажа у них было мало, несмотря на то, что покидали они эту страну навсегда.

Разобравшись с таможней, пара прошла в отсек паспортного контроля.

Пограничник в капитанских погонах, сидящий за стеклом, попросил даму снять очки и внимательно взглянул на фото в паспорте.

Дама спокойным движением сняла очки и подняла глаза.

Капитан изумленно воззрился на нее – казалось, от ее глаз исходило такое сияние, что если ее выпустить в темную ночь, то и тогда бы путь был светел…

Капитан замахал рукой.

– Что? – недоумевающе улыбнулась дама.

– Наденьте, наденьте, – попросил он.

С грохотом поставив в ее паспорт печать, он торопливо вернул ей документы.

Дама, еще раз улыбнувшись ему, вышла из отсека паспортного контроля к своему нетерпеливо ожидающему спутнику.

Взявшись за руки и глядя друг на друга, они вслепую шагнули на эскалатор, ведущий к посадочным терминалам и новой жизни.

А за их спиной остался офицер-пограничник, который сидел за своей стеклянной перегородкой, прикрыв глаза, ослепленные светом чужого счастья, и не обращая внимания на нетерпеливые взгляды ожидающих пассажиров, думал о том, что вот также сияли глаза у его супруги, когда он встречал ее из роддома.

«Пора второго заводить», – принял он твердое решение, и, повернувшись к очередному пассажиру, широко улыбнулся ему…

Санкт-Петербург,

15 августа – 2 сентября 1999 г.