Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи

Конечно, в таком рассказе нет ничего невозможного, но его тональность — благожелательное отношение к Боэмунду, отнюдь не частое в повествовании Альберта Ахенского, — наводит на мысль, что перед нами отрывок из пропаганды, распространяемой близким окружением норманна. Мы не знаем точно, каким именно образом он попал в рассказ Альберта Ахенского.

Ибн аль-Асир, очевидно, сожалеет о том, что Боэмунд оказался на свободе, ибо это придало смелости христианам и нанесло большой урон мусульманам, поскольку Боэмунд, чтобы избавиться от долга, возникшего вследствие выкупа, пошел войной на соседние города. Этот союз, пишет он, свел на нет память об услугах, которые ранее Гюмюштекин оказывал исламскому миру. Попутно он подтверждает сумму выплаченного выкупа (100 000 золотых монет), добавляя одно уточнение: Боэмунд обещал вернуть свободу дочери Яги-Сиана, бывшего правителя Антиохии, — ее удерживали в плену с момента захвата города[636].

Альберт Ахенский отмечает политическую значимость освобождения норманна, которое дискредитировало Данишмендида в глазах большей части мусульманских правителей. Яги-Сиан из Сиваса сообщил о таком поведении Гюмюштекина персидскому султану и халифу Багдада, а также отправил Данишмендиду письмо, предлагая ему устроить Боэмунду ловушку и вновь захватить его, тем самым искупив «измену». Желаемого он не добился[637].

Ордерик Виталий, враждебно относившийся к византийскому императору и постоянно обвинявший его в измене крестоносцам, обращает внимание на ликование Алексея, а также на его намерение заполучить Боэмунда и никогда более не выпускать из заточения. По словам хрониста, Гюмюштекин, отказавшийся от предложения басилевса, желал вечно удерживать в плену Боэмунда, «которого турки называли равным христианскому богу»[638]. В очередной и не в последний раз за Боэмундом закрепилась репутация отчасти сверхчеловеческого существа. Возможно, что Ордерик Виталий в данном случае оказался под влиянием рассказов о его пленении, распространенных самим Боэмундом во время его французской поездки. Романтическая версия, описывающая обстоятельства его освобождения и переговоры, проходившие во время его заключения, очень характерна для пропагандистских приемов норманна. Он использовал покровительство как Бога, так и женщин, что способствовало, без сомнения, распространению на Западе литературного сюжета, известного Востоку с X века, — любви сарацинской княжны к доблестному франкскому воину[639].

Свидетельство Ордерика Виталия всецело заслуживает нашего внимания не столько из-за его исторической ценности (хотя она, разумеется, не нулевая[640], сколько, прежде всего, из-за исключительной разработки образа Боэмунда, настоящего героя романа, созданного хронистом, который посвятил ему целую главу. Эта объемная глава, занимающая дюжину страниц, завершает десятую книгу его «Церковной истории», составленной около 1135 года.

Свой рассказ Ордерик начинает с утверждения о злокозненности греков. Вероломным оказался не только Алексей, но и греческий патриарх Антиохии, дерзнувший заявить о неуместности латинизации антиохийского духовенства и стремившийся отдать город во власть басилевса. Узнав об этом в заключении, Боэмунд сам выбрал Бернарда де Валанса, который по его приказу был возведен духовенством и народом на престол Святого Петра в Антиохии. Переведем: даже находясь в плену, Боэмунд продолжал управлять городом, проявляя себя благочестивым защитником интересов римской Церкви. Затем автор повествует о том, сколько жалоб и сетований вызвало у христиан пленение Боэмунда, которого во время заточения почитали даже язычники. Но Господь сумел вызволить своих слуг и даже использовал своих врагов, чтобы прийти христианам на помощь, подобно тому, как чудеса, сотворенные им, помогали Аврааму, Иосифу, Даниилу, Неемии, Эсфири и апостолам, обратившим себе на пользу силы противника. На сей раз Бог внял мольбам своей супруги, Церкви: он освободил закованного в цепи Боэмунда, послав ему в помощь дочь его врага. Итак, Боэмунд занял место в потомственной линии библейских героев.

Боэмунд Ордерика Виталия — это рыцарь веры, но также герой, достойный рыцарских романов, начинавших завоевывать Запад, особенно англо-нормандские земли. У Данишмендида действительно была «прекраснейшая и мудрейшая» дочь по имени Мелац, имевшая огромное влияние на окружение своего отца. Услышав молву о воинской доблести франков и проникшись к ним пылкой любовью, она искала их общества и даже подкупила тюремщиков ради того, чтобы проникнуть в темницу и беседовать с пленниками о христианской вере и об истинной религии, глубоко им сочувствуя. В конце концов, это чувство оказалось превыше любви к родителям, и Мелац добыла христианским пленникам все то, в чем они нуждались, одежду и пропитание, без ведома отца.