«Итак, снова и снова взываем к тебе, дражайшему отцу нашему: приди как отец и глава в свое отечество, воссядь на кафедре блаженного Петра, чьим викарием ты состоишь; и да будешь иметь нас, сыновей своих, в полном повиновении… Искореняй же своей властью и нашей силой уничтожай всяческие ереси, каковы бы они ни были. И так, вместе с нами, завершишь ты поход по стезе Иисуса Христа, начатый нами и тобою предуказанный, и отворишь нам врата обоих Иерусалимов, и сделаешь Гроб Господень свободным, а имя христианское поставишь превыше всякого другого. Если ты прибудешь к нам и завершишь вкупе с нами поход, начатый твоим предначертанием, весь мир станет повиноваться тебе. Да внушит же тебе свершить это сам Бог, который живет и царствует во веки веков. Аминь!»[489]
Это письмо воспроизведено Фульхерием Шартрским. То послание, что издал Генрих Хагенмейер на основе двух (из трех) рукописей, содержит еще несколько строк, написанных от первого лица. В них Боэмунд торопит папу римского прийти на помощь тем, кто с помощью Бога и благодаря молитвам завоевал Романию, Киликию, Азию и Сирию, а также оградить тех, кто повинуется ему, от «неправедного императора, который наобещал нам много всякого, но сделал-то очень мало. Зато все беды и помехи, которые мог нам причинить, он причинил»[490]
. Рудольф Гиестандт обоснованно замечает, что это добавление служит антивизантийской пропаганде Боэмунда 1105–1107 годов и не соответствует ситуации, сложившейся во время составления этого послания. Здесь, без сомнения, речь идет об интерполяции, которой мы обязаны Боэмунду и его клану, враждебному Византии[491]. Однако сложно отнести эту редакцию к более позднему времени, так как Урбан II умер в 1099 году.Крестоносцы, впрочем, не получили от папы никакого ответа. Понтифик назначил собор в Бари — на нем выбрали другого легата, но тот вскоре умер[492]
. В ожидании 1 ноября предводители удалились в окрестные города и крепости, чтобы отдохнуть в них, укрыться от эпидемии, бушующей в Антиохии, и упрочить в этих владениях свои позиции. Эти заботы задержали их еще больше, чем ожидание ответа от папы, византийского императора или всемогущего визиря фатимидского халифа. Двадцать шестого августа этот визирь, аль-Афдаль, вновь отнял у турок Иерусалим — следовательно, Фатимиды более не нуждались в услугах крестоносцев. Наоборот, отныне последние стали их главными противниками. Шесть месяцев спустя они уведомили об этом христиан, когда те наконец возобновили продвижение к Иерусалиму[493].И вот наступило 1 ноября. Как и было условлено, предводители собрались в Антиохии, за исключением, однако, Боэмунда. Если верить Тудебоду и «Истории священной войны», чьи свидетельства у нас нет резона отбрасывать, Боэмунд, будучи в то время в Романии, заболел и прибыл в Антиохию только через три дня. Норманнский Аноним в своей известной версии стирает эту мелкую деталь — непобедимому Боэмунду, в отличие от других предводителей, неведомы хвори и недуги…[494]
С 3 по 18 ноября в соборе Святого Петра в Антиохии не раз происходили собрания. О них в разной манере нам поведали хронисты. Вопрос, занимавший умы крестоносцев, был таков: зачем дальше откладывать выступление в дорогу? Прежде всего, Антиохию необходимо доверить надежному человеку, который сумеет охранять ее. Все хронисты подчеркивают разногласия, возникшие в результате двух противоположных на этот счет мнений. Боэмунд напомнил об обязательстве предводителей отдать Антиохию тому, кто сумел ее захватить, но Раймунд отказался, заявив, что не намерен нарушать клятву, и напомнил, что все князья (но не он!) взяли на себя обязательство под присягой возвращать завоеванные города Алексею. Он подчеркнул также, что настаивал на этой присяге не кто иной, как Боэмунд.