Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи

Можно ли пойти еще дальше и предположить, что Гвиберт Ножанский мог видеть в нем «короля греков и римлян»? Согласно пророчествам Апокалипсиса, Библии и апокрифов, вновь истолкованных в X веке Адсоном, аббатом Монтье-ан-Дер, этот король должен был объединить Восток и Запад единой властью и единым религиозным законом, обратить иудеев и еретиков в истинную веру и явиться в Иерусалим, чтобы передать корону Христу. Все это должно было произойти «в конце времен», перед последней битвой в Истории против Антихриста. Историки долгое время не знали или не принимали в расчет эти предания, которые, как я уже говорил[740], были широко распространены в ту эпоху. Ничто не позволяет с уверенностью утверждать, что Гвиберт был убежден в этом, но такое вполне возможно. Подобная интерпретация объяснила бы, почему Гвиберт был единственным из хронистов, кто отметил в клермонской проповеди Урбана II очень четкий намек на необходимость подготовительной роли крестоносцев в завоевании Святой земли: именно там христианам предстоит сразиться с Антихристом, поэтому крестоносцы должны завоевать эти земли до его пришествия[741].

С другой стороны, отголоски антивизантийской пропаганды Боэмунда можно обнаружить и во многих других рассказах, появившихся во Франции после его брака. Так, например, монах из Флери-сюр-Луар поведал о том, как Боэмунд, явившись в Галлию, женился на дочери короля и собрал великое множество воинов, конных и пеших, чтобы напасть на греческую империю, которая чинила препятствия паломникам, выдавая их пиратам[742]. Такими и были истинные цели Боэмунда, полностью им достигнутые.

Ордерик Виталий, хорошо осведомленный обо всем, что происходило в Нормандии и ее соседних территориях, подчеркивает, что в то время Боэмунда сопровождал сын бывшего греческого императора Романа IV Диогена, а также другие влиятельные люди империи, лишенные своих должностей Алексеем, который тем самым явно уподоблен узурпатору[743]. Следовательно, затеянная против него война вдвойне справедлива, поскольку речь идет о восстановлении прав и спасении латинских государств Востока, оказавшихся под угрозой. В первых числах мая эти люди отправились в составе эскорта Боэмунда в Нормандию и в сопровождении Бруно де Сеньи прибыли в Руан, чтобы встретиться с королем Англии, тогда как остальное окружение Боэмунда задержалось в Шартре[744].

О том, как Боэмунд вербовал воинов в Нормандии, ничего не известно, однако вряд ли он забыл упомянуть в своих речах о намерении пойти войной на Византийскую империю. Можно напомнить, что, без сомнения, именно в это время он распространял «рыцарскую» версию своего пленения и освобождения, преподнесенную Ордериком Виталием. Ее успех в народе был столь велик, что многие рыцари давали по такому случаю своим сыновьям новое «имя» — Боэмунд. В Руане он и Бруно беседовали о крестовом походе с архиепископом Ансельмом Кентерберийским; один из греческих крестоносцев в окружении Боэмунда, названный Аргирием, рассказал о происхождении многих реликвий, которые Боэмунд, к слову сказать, часто отдавал в дар церквям; в частности, Аргирий поведал о такой реликвии, как прядь волос Девы[745]. Эти греки, как можно догадаться, не восхваляли Алексея — они говорили о нем как о враге, с которым необходимо покончить!

В середине мая Боэмунд покинул Руан и вернулся в Шартр, находившийся в 138 км от него; найдя там свою «свиту», имущество и супругу Констанцию Французскую, он стал готовиться к возвращению в Апулию, намереваясь проповедовать крестовый поход по дороге. Из Шартра он, вероятно, направился в Манс в 140 километрах от него, где, как нам известно, последнюю неделю мая находился Бруно де Сеньи[746]. Далее он пересек Анжу, где его с готовностью принимали в городах и церквях; некоторые анжуйские хроники говорят о том, что спустя несколько дней после землетрясения, произошедшего 4 мая, он побывал в Анжере, а в середине июня — в Бурже, в 280 км от него[747]. Затем он, повернув на запад, отправился в Пуатье, где присутствовал на собрании синода, который возглавил 25 июня 1106 года Бруно де Сеньи, утвердивший крестовый поход. Там, согласно Сугерию, присутствовавшему на этом соборе, папский легат «сообща с Боэмундом побудил множество людей пуститься в дорогу»[748].