Боец

– Здравствуйте, Карл, – сказал Табачник и коротко поклонился. – Рад приветствовать вас во Флоре.

– Здравствуйте, Александр, – в свою очередь поклонился Карл. – Дебора, – обернулся он к подошедшей женщине. – Разреши представить тебе моего старого друга герцога Корсагу. Герцог, разрешите представить вам леди Дебору.

Табачник поклонился и поцеловал Деборе руку. А Карл стоял рядом и любовался Деборой, и радовался за нее, потому что сейчас руку для поцелуя герцогу Корсаге протягивала настоящая гаросская княжна, и усомниться в этом мог лишь тот, кто никогда не видел истинную – кровную – знать Гароссы. По-видимому, Людо тоже все понял правильно, а взгляд черных и по-прежнему молодых глаз, брошенный им на Карла, объяснил тому, что понял Табачник много больше того, что обязан был понять. Он понял главное.

Между тем к Карлу и Деборе подошли и остальные.

– Герцог Корсага, – сказал Карл, оборачиваясь к волшебницам. – Дама Виктория, дама Анна.

При виде колдуний брови Табачника полезли на лоб.

– Виктория! – сказал он, и в его голосе зазвучала тревога. – Боги! Виктория!

– Здравствуй, Александр, – надменно сказала дама Садовница. Голос ее был холоден, как зимний ветер. – И оставь, пожалуйста, этот тон. В конце концов, я имею право появиться на родине, без того чтобы все подряд устраивали при встрече со мной сцены.

Карл с интересом посмотрел на Викторию, и не он один, но, естественно, никто ничего не сказал. Промолчал и Карл. Тайна Виктории, по-видимому, долго таковой уже не останется, но, в любом случае, это ее тайна и ее право хранить ее при себе.

– Герцог, – сказал он, разряжая обстановку, – нас шестнадцать человек, и дело идет к ночи.

– Я понимаю, – кивнул Табачник. – Что ж, не смею задерживать. Встретимся утром, тогда и поговорим – или, может быть, я зайду попозже вечером?

– И куда же вы собрались зайти, герцог? – усмехнулся Карл, разглядывая Табачника. Конечно, за прошедшие годы герцог Александр изменился, он постарел, хотя и не настолько, насколько должен был постареть, к тому же власть, настоящая большая власть меняет людей, но что-то от Людо Табачника в нем все еще оставалось. Например, этот взгляд.

– Мне помнится, граф, – на титуле Карла голос Людо ощутимо дрогнул, выдав наличие какой-то еще не озвученной мысли, – что у вас во Флоре есть свой дом.

– Мой дом? – Карл почувствовал, как сжалось на мгновение его бесстрашное сердце, и подумал, что еще не вовсе вернулся к себе настоящему. Настоящий Карл Ругер принял бы эти слова гораздо спокойнее.

– Неужели вы могли подумать, Карл, что кто-нибудь осмелится посягнуть на вашу собственность? – искренне удивился Людо. – Вчера, когда мне сообщили о вашем прибытии, я взял на себя смелость распорядиться, чтобы во дворце навели порядок и проветрили помещения. Сейчас там мои слуги. Они будут при вас столько, сколько вы сочтете необходимым, но леди Дебора, вероятно, захочет набрать свой собственный штат так быстро, как только будет возможно, – не так ли?

Карл долго – возможно, минуту или даже две – молча смотрел в глаза Людо. Глаз Табачник не отвел.

– И лошади, конечно, ждут нас где-то неподалеку? – спросил наконец Карл.

– Непременно, – серьезно ответил на его вопрос Табачник.

– И повара готовят обед. – Карл посмотрел на солнце, успевшее уже сесть на вершины Западной гряды.

– Естественно, – пожал плечами Людо. – Надо же вам что-нибудь поесть?

– О чем вы промолчали, Александр? – спросил Карл, не оборачиваясь.

– Четыре года назад во время охоты погиб Ахилл. – Табачник говорил медленно, осторожно, взвешивая слова. – Наследников он за собой не оставил, зато оставил завещание. Но, даже если бы Ахилл ничего в нем не оговорил специально, закон трактует ситуацию однозначно. Сенат подтвердил последнюю волю Ахилла единогласным вотумом, а цезарь утвердил решение сената. Это все.

На секунду в глазах потемнело, потом перед ними прошла багровая волна, и Карл тяжело вздохнул. Это было все, что он мог себе сейчас позволить, но прошлое, которое нежданно-негаданно вернулось к нему, уже зажило в нем своей особой жизнью.

– И тогда вы отправили письма, – сказал он вслух.

– Нет, – покачал головой Табачник. – Письма я отправил не поэтому. Я не стал бы нарушать ваше одиночество, Карл. Без веской причины, я имею в виду. Никогда.

2