Боец особого назначения

Бродский глубоко вздохнул, словно собирался прыгать с парашютом. Вообще-то на него это было не похоже, но сейчас Миша волновался. Как когда-то давно перед вступительными экзаменами в университет…

– Ты, помнится, говорил, что засиделся без настоящего дела? – наконец произнес Миша.

– Говорил, Михаил Романович. В этом клубе зачахнешь на хрен! Верите, уже на этих массажисток не поднимается! Слов нет, телки классные, чистые, но приелось уже это все – вот где стоит! – провел ладонью по горлу Клим. – Хочется чего-то другого – негритянку под пальмой раком поставить, проститутку в подъезде на радиаторе трахнуть…

– Казачку донскую во все щели в конюшне отыметь, да? – вдруг продолжил Миша.

– А что, можно было бы и казачку, – с улыбкой кивнул Клим. – Да где ж их сейчас возьмешь? Перевелись…

– Есть места, – внезапно нахмурился Миша. – Вернее, были… Эх, кобели, мать вашу! Только хреном и думаете…

– Что-то не так, Михаил Романович? – стер с лица улыбку Клим.

– Да все не так! – в сердцах произнес Миша. – Короче, Клим, есть у меня для тебя дело. Как раз по тебе. Справишься, будут тебе и негритянки под пальмами, и таиландки с гирляндами, и много чего еще… А нет, как бы не пришлось нам на одной делянке под Магаданом киркой махать. Понял?

– Понял, – сжал пудовые кулаки Клим. – Разберемся, Михаил Романович, не сомневайтесь.

– Надеюсь, – вздохнул Миша. Потом немного подумал и посмотрел прямо в глаза собеседнику: – Только давай сразу договоримся – пока ты будешь заниматься этим делом, никаких баб. Завяжи свой конец на узел и думать о них забудь…

– Так это же я так, Михаил Романович, для поддержки разговора…

– Эти двое уродов тоже так, для поддержки… а мне теперь расхлебываться! – зло сказал Бродский.

– Эти двое – это кто? – спросил Клим.

– Сейчас расскажу, – провел по лицу рукой Бродский. – За этим и позвал…

Часть четвертая ОХОТА ЗА ПРИЗРАКОМ

115

До того как оказаться на службе у Бродского, Клим много лет проработал в милиции. Прямо после армии, не заезжая домой, тормознулся в Москве и устроился в патрульно-постовую службу. Поскольку служил он во внутренних войсках, то формальности много времени не заняли. Так и начал Клим свою ментовскую карьеру…

Его коллеги по ППС – провинциалы, вырвавшиеся из своих Мухосрансков и Задрючинсков, ни образованием, ни интеллектом в массе своей отягощены не были. Работа в столичной милиции была для них манной небесной – они, вчерашние провинциальные «быки», ничего не умеющие, кроме как хлестать самогон и махать кулаками, вдруг получали власть и возможность практически безнаказанно опустошать карманы зажиточных москвичей…

Заступая на очередное дежурство, эта публика думала о трех вещах: как бы обобрать побольше пьяных, на шару напиться и трахнуть какую-нибудь шмару. В общем, прозвище «мусора» как нельзя лучше передавало сущность доблестных поборников законности.

Клим тоже был не дурак выпить, да и баб у него всегда хватало. Благо, работа пэпээсника – это работа с людьми, и знакомых у тебя – вагон и маленькая тележка. Но всему этому Клим посвящал выходные.

А на службу ходил как на праздник. Нравилась ему эта работа. Несмотря на то что вырос он в провинциальном захолустье, природа одарила его сметливым умом и тем, что на жаргоне называют оперативной хваткой.

Еще в конвойных войсках Клим научился с первого взгляда оценивать людей, а в Москве отшлифовал это умение до совершенства. Одного взгляда, бывало, хватало ему, чтобы по мелким деталям внешности и поведения понять, что собой представляет очередной «клиент» и стоит ли тащить его в околоток или лучше сделать вид, что ты ничего в упор не замечаешь…

Так что из провинциального сброда, который собой представляла столичная ППС, он выделился очень быстро. И коллеги пэпээсники его уважали и даже побаивались, и начальство держало на хорошем счету. Но никаких особых дивидендов из всего этого Клим не имел. До того самого дня, когда его коллеги повязали в пивной Лобова…

Дело было на Соколе. Вечером. В грязной пивнушке-стекляшке проспавшийся рецидивист Рваный опохмелялся и ждал знакомого. За его столик без спросу «опустился» борзый паренек лет двадцати четырех. Бухнул четыре пива и смачно харкнул себе под ноги.

Рваный окинул соседа цепким взглядом. Дурь из него прямо перла, до стекляшки он явно успел разогреться водкой. На запястье паренька синела наколка, но не зоновская, а армейская.

Рваный понял, что перед ним обычный «баклан», и предложил ему уносить ноги по-хорошему. Тот снова харкнул на пол:

– Слышь, мухомор, вали сам, если жить хочешь!

Рваный вскипел:

– Сявка, ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?

– А мне по…ать! – пьяно засмеялся паренек. – На мне трупаков – море! Будешь вякать, я и тебя кончу! Понял?

В общем, слово за слово, и Рваный с пареньком сцепились. Качнулся стол, полетели на пол бокалы, завизжала уборщица. Особой статью противник Рваного не отличался, но был жилистым и все время норовил сунуть руку под штанину.