Боец поневоле. Чужая война

— Так это арестанты работают. Вон, видишь — на рукавах у них белые повязки. Вот их и охраняют, чтобы не разбежались.

— И что, убегают?

— Бывает. Это не наши, коммунарские — это нелегалы. Пусть отрабатывают еду и крышу над головой.

— Как это — нелегалы?

— Ну, это бомжи всякие, пришлые люди без регистрации — короче, все, кто бегает от властей и не хочет работать по — хорошему.

— Понятно. Серьезно все тут у вас. А что народу так мало на улицах? Одни только патрули и арестанты.

— Как мало? — удивился патрульный, — рабочее время ведь сейчас. Днем ходят только те, кто отдыхает после ночных смен. Или отпускники. А так — все на работе. Ну, а если кто просто слоняется без дела, так патрули быстро их подметают, и в комендатуру сдают — а там быстро с такими разбираются. У нас нет тунеядцев. Работают все, кто может. Зато вечерами и в выходной — народу полно, сами увидите.

— Постой — включился в разговор Седоков, — Ты говоришь, в комендатуре с прогульщиками быстро разбираются, их что, к стенке?

— Да ладно, чего уж сразу к стенке? Разберутся там — или на поруки трудовому коллективу отдают, нелегалов в спецлагерь, а мародеров и диверсантов забирают в КГБ. Вот там уж наверняка разбираются с такими.

— Что это такое, КГБ?

— Комитет госбезопасности. Это наши чистильщики. Уважаемые люди. Они знают обо всем, что происходит в Коммуне. Защищают нас изнутри.

— Прямо как, в СССР.

— Лучше, наверное. Я малой был еще в то время, не помню.

— А что, вы все тут такие, идейные — продолжил Седоков, без тени издевки.

— Что значит, идейные? Уважаем мы свою республику — это наша Родина маленькая. Мы ее будем защищать от всех врагов до последней капли крови.

Антон с Леонидом переглянулись и замолчали.

Прошли целый квартал новых, одинаковых как близнецы, деревянных двухэтажных домов.

— Это наши общаги городские. Здесь все почти живут, неженатые.

— А женатые тогда где, в спецлагере? — серьезно спросил Седоков.

— Не — е! Женатым дают или семейные общаги, или дома отдельные. В порядке очереди. Денег государство дает на ремонт. Можно потом и кредит взять, беспроцентный, на мебель там, ну и на всякое такое. А если ребенок родится — так государство берет на себя все расходы по ребенку, и дом сразу дают отдельный. Короче — нормально у нас с этим.

— Во, даете! Тут у вас не жизнь, а коммунизм какой — то. Сказка прямо.

— Ну не сказка, конечно, но нормально. Жить можно хорошо, если не лениться и честно работать или служить. Вот я, к примеру, бежал в свое время из колонии, когда метеорит грохнулся, намыкался потом по тайге, на ферме батрачил у сектантов каких — то, за кусок хлеба и подстилку в сарае. Потом, что греха таить — разбойничал на дорогах. А теперь — видишь, я на службе. При всех делах — одет, обут, сыт, койка в общежитии. Живу как человек, а не как скотина бессловесная. Вот женюсь — дом получу, детишек заведу, лодку куплю, рыбачить буду по выходным. Э — эх, страсть, как люблю рыбачить! — патрульный мечтательно вздохнул.

— Да — а! Этим ребятам есть, что защищать — задумчиво прокомментировал вслух услышанное Антон.

— А то! — серьезно ответил другой патрульный, молчавший до сих пор.

Наконец дошли до центральной части города. Двухэтажный, старой еще постройки 'Универмаг' блестит чисто вымытыми окнами. Здание 'Главпочтамта' ощетинилось разнокалиберными антеннами на крыше. Ресторан 'Россия' со странной табличкой на закрытых дверях: 'Обеденный перерыв'. Дальше приземистое кирпичное здание с решетками на окнах и охраной у входа: 'Казначейство. Сберегательный Банк'. Свернули на другую дорогу, прошли небольшое, тоже новое, здание школы. Дети бегали и играли во дворе, разновозрастные, мальчишки и девчонки.

Антон на минуту задержался возле школы — он уже много лет не слышал главного шума жизни — смеха и говора детей. Возле ворот школы топтались двое вооруженных милиционеров, которые сразу же насторожились, увидев остановившегося прохожего.

— А дети то, откуда? — поинтересовался Антон.

— Пришли к нам с родителями с Большой земли, а большую часть наши погранцы подбирают — мародеры караваны грабят, людей убивают, а мальцы как — то прячутся в тайге, пока их не находят наши. Сироты они. Но у нас они в интернате живут, пока семейные их не разбирают. Дети у нас под защитой закона. Под нашей защитой. Вот такие дела, служивые.

— А откуда ты взял, что мы служивые? — вмешался Седоков.

— Да на лице у тебя написано — рассмеялся патрульный. И все тоже рассмеялись. И Седоков тоже.

Вскоре, пройдя Дом Культуры, вышли на небольшую площадь и сразу уткнулись в большую стационарную виселицу, на которой висели тела двух казненных. Возле виселицы прохаживался вооруженный часовой.

— Ого! — присвистнул Седоков, — что же так, не гуманно? А я думал у вас тут райская республика.