Боец тишины (СИ)

– Прямо тебе скажу – не пошел бы я с тобой в разведку.

– А вы и не пойдете.

– Не дерзи старшему по званию.

– А вам мое звание неизвестно.

– Молод ты такие речи со мной вести.

– А вам и возраст мой неизвестен.

Он покачал головой – на этот раз опечалено. Верно, размышляет над решением Игоря Ивановича

поручить ответственное задание именно мне. Степан Петрович призадумался и пожал плечами – не

знает он, кто я, где был, что делал… что со мной делали. Он так только – догадывается.

– Не знаю, зарываешься ты, Слава, или просто нервничаешь – только ты не должен идти у этого

на поводу. Сосредоточься на проходе и старайся пройти.

Он стукнул меня по плечу, поднимаясь на встречу Игорю Ивановичу, идущему к нам через рощу

и сияющему на утреннем солнце генеральскими звездами. Эх, придет время, Игорь Иванович, и на

моих погонах генеральские звезды зажгутся! Загорятся на ясном солнышке, слепя глаза людям и

нелюдям!

Степан Петрович отдал честь Игорю Ивановичу и рапортовал о своих мучениях со Святославом

Соколовым – со мной. Начальник меня в наших секретных частях частенько Славой зовет –

Святославом или Ярославом… только бы Слава в конце получалось. Не причуда у него такая –

просто, путаницы так меньше. Вроде с ним в моем лице связь многие люди имеют, а всех в итоге

одним именем назвать можно. Вот он и называет всего меня одним именем.

Игорь Иванович в последнее время не высыпается, и вид у него помятый, несмотря на

безупречно выглаженный китель и выстиранную до свечения белую рубашку. Он наклонил голову,

приветствуя меня издали. Я ответил ему таким же коротким кивком.

– Соколов, время?! На этом, на третьем, этапе?!

– Триста семьдесят пять!

Начальник подошел, подпер рукой подбородок и начал напряженно просматривать в голове

варианты.

– В каком месте останавливаешься?

– Ясно, в каком. В коробе. В проводке путаюсь.

– Пошли, Соколов… Скажу тебе…

Отошли в сторону. Игорь Иванович пнул шишку и присел на корточки перед хвойным

муравейником, вдумчиво ковыряя его подобранной веткой. Сел рядом с ним, невзирая на поднятую

24

им муравьиную армию, – прямо на настил колючей хвои. Прикурил еще одну. Он отмахнулся от

дыма и кинул атакованную палку на землю.

– Слава, остановишься хоть на секунду – тебя будет ждать примерно такая реакция.

С неохотой потушил сигарету и стал рассматривать насекомых, среагировавших на вторжение

крайне слаженно и агрессивно.

– Наглядно.

– Не сопротивляйся Снегиреву. Старайся, Слава. Изо всех сил.

– Понял. Пусть хоть шкуру спустит. Я справлюсь, Игорь Иванович.

Поднял палку, насадил на нее березовый лист и воткнул в муравейник подобно победоносному

знамени.

– Снегирев – человек старой закалки. Он считает, что ты ему противишься всеми силами. А я

считаю, что ты над ним просто насмехаешься.

– Нет, что вы.

– Слава, ты ведь смеешься над ним. Ты и мне в глаза молча смеешься. Я все вижу.

– Виноват. Веселый я, Игорь Иванович.

– Я понимаю… На войне у всех нас в груди не сердце стучит, а часы тикают. А в голове все

другие думы одна сопровождает все время – о смерти, подстерегающей за углом или засевшей в

засаде… и поджидающей всех нас, военных. Одна грязь у всех нас под ногами, одна темень над

головой – находим мы на войне одно горе. Но мы не впадаем в отчаянье. Ведь, в итоге, – отчаянье

одной из воюющих сторон решает исход войны, стирая в порошок войска, вооруженные и

высокотехнологическим оружием. Ведь стоит воину потерять дух, – веру в своего предводителя,

уверенность в своих силах – он потеряет память, а следом и разум, и волю… и силу. Но мы не

поддадимся отчаянью.

– Так точно.

– Мы выдержим и выждем, когда и война, и время позволят нашим бойцам взять в руки отчаянье

как оружие и направить его против противника, – тогда, в решающем сражении, мы сокрушим

врага. Но не пришло еще наше время. Мы еще стоим на месте, – не сдавая прежних позиций, но и

не занимая новых высот, не продвигаясь вперед. Нашим бойцам еще приходится преодолевать

изнеможение и неизвестность, неопределенность и страх одной решимостью. Мы должны ждать и

стараться сохранить остатками всех своих сил воспоминания о чистоте и свете, стремиться найти

среди разрушений и смертей хоть осколок радости, хоть лучик веселья. Ты прав, Слава… Ты верно

поступаешь, не тоскуя в засадах и не унывая в ожидании приказа к наступлению, – ты всегда готов

к нападению… к защите своей страны или к захвату чужой.

– Вы, Игорь Иванович, конечно, мысли мудрые высказали, только вы, про меня рассуждая, маху

дали – вы в мою голову запихнули размышления умнее тех, что на деле. У меня в голове места,

может, и много, только всему не достает. Так что я, Игорь Иванович, и на войне, и так – всегда

веселый такой.

– Не ври мне, Слава.

– Не вру.

– Не дурак ты всегда веселым оставаться. Вижу я все. Тяжело воевать стало?

– Как вам… как всем нам. Только что с того? Не важно, – по нашей воле или по чужой все своим

чередом идет… война идет на нас, мы идем на войну. Война ничьего согласия не спросит, ничьего