противостоять толчкам к смерти или к преступлениям становится труднее! Я стоял на грани и не
мог сойти! Не мог вырваться! Меня вырвали! И я понял, что армия, – мое спасение, моя опора! А я
– силен! Когда эта девушка… Она слаба… Она одна… Она обречена на смерть… Без меня она
обречена!
У меня никогда еще не было такого конфликта с собой – всегда был только долг… один только
долг перед державой, перед государством. Просто, меня как человека будто и не было… я был
39
будто неотделим от страны, от системы. А теперь вдруг оказалось, что я – человек… что мои
понятия о чести порой расходятся с правилами и противоречат приказам. Как так вышло? Мне
никогда не приходилось отделять долг от своей воли и всего остального. Я делал то, что требовали,
и оставался доволен сделанным. Просто, я всегда становился тем, кем требовалось стать, – только
никогда не был собой. Нет, я не потерял своего лица – я его просто еще не нашел. Еще не нашел, но
уже знаю, что оно спрятано неподалеку. Оно отразилось в стекле изолятора, через которое на меня
смотрела эта девушка.
Да, я хочу освободить ее! Хочу ее защитить! Я хочу ее! Хочу быть с ней! Хочу быть собой!
Дурак! Каким я местом только думаю?! Уж точно не головой! Я мыслю не так, как – офицер! Не
так, как – человек! А так, как – зверь! Нет, не так, как зверь, а как – оборотень, потерявший погоны
и запутавшийся в обличьях человека и зверя! Душа и тело – все рвется к этой девушке… все, кроме
рассудка.
Остановился на мосту, всматриваясь в темную тихую воду Майна. Надо мной зависло
предгрозовое затишье. Небо затянуло тяжелыми тучами, стремительно атакующими город. Значит,
в вышине гуляет ветер. Он гонит грозу, как мое сердце – адреналин. Подопытная крыса! Она у них,
как – подопытная крыса! Что они сделали с ней?! Что с ней сделают?! Сердце гоняет горячую
кровь, и меня бьет озноб с каждым его ударом. Страсть сносит голову и… Это все от голода, от
усталости… Я просто утомился – надо просто успокоиться и отдохнуть… Но я не могу! Я заберу ее
из этой клетки! Заберу с собой!
Только я не знаю точно – заражена она или нет. Зато я знаю, что заразить ее могли только вирусом
или близкой к нему бактерией. А с вирусом я совладать могу – заражу девушку вирусом,
уничтожающим все другие как врага. А что? Обычное дело. Нет, дело не обычное, но… Не беда!
Эх, прощай Стяжатель! Прощайте ордена и генеральские погоны! Не поминайте лихом, Игорь
Иванович, хоть я и лихой!
Глава 10
Сижу на лестнице в глухой подворотне с фонарем в зубах. Ковыряюсь в предоставленной
государством технике – вынимаю ненужные мне микросхемы. Эх, Игорь Иванович, присматривали
вы за мной долго и тщательно, да всему предел установлен – вам таких моих выходок видеть не
надо. Срываюсь я с вашего поводка – временно, конечно. Оставил я вам отчет, а дальше… не стоит
вам знать, что дальше, и следить – не стоит.
Глава 11
Утро снова сводит мои плечи холодом – так всегда, когда сна не хватает. Пролез в подземный ход,
опираясь о неровную стену. Из-под рук сыплются камни, пыль опадает на голову. Черт… Здесь все
рухнет скоро…
Тяжелая решетка приоткрыта в щель – чахлому старику, видно, этого хватило, а я не пройду.
Решетку порядком переклинило – подсадил ее, толкнул. Она поддалась с трудом и скрипом – надо
петли смазать, пришла пора. Проник в узкий и низкий коридор, ведущий к склепу.
Старого химика отыскал не сразу, но скоро. Нашел и в темноте – по запаху.
– Клаус, это я.
– Вольф?
Зажег свет на слабом режиме, перевел луч на закопавшегося в тряпье старика. Подобрался к нему
ближе.
– Не привидение же.
– А я было думал…
– Кончай ты с этим, Клаус, – нет никаких призраков. И пришельцев – нет.
– Где ты пропадал, Вольф? Я тут чуть не помер со страху…
– А я там не со страху чуть не помер. Помолчи пока, Клаус.
– Ты был там?
40
– Я дорогу туда отыскал. Туда забраться можно тем же путем, каким твой товарищ оттуда
выбрался.
Дрожащая рука вцепилась в ворот моей куртки, а испуганные глаза вперились в мое лицо.
– Вольф, держись оттуда подальше…
– Пусти, старик. Подожди пока предостерегать.
– Вольф, молодой ты еще – кровь у тебя горячая…
– Слышишь, помолчи, старик, – не шамкай мне на ухо свои предупреждения.
Клаус беспомощно открыл беззубый рот, когда я отбросил его слабую руку. Что-то жестко я с
ним. Меня все же больше снаружи обтесали, а вот внутри… Искоренить прошлое не так просто –
это я, а не кто-то другой, сделать должен. Придется мне еще помахать топором, обрубая корявые
ветки былого. А сейчас – смягчить как-то надо.
– Вижу, ты тайник мой вскрыл.
– Есть еще силы в этих руках…
Старик сжал в кулаки покореженные артритом руки. Молча усмехнулся, глядя на него, –
дряхлого, одним духом держащегося. На него, кажется, дунешь – и развалится. А нет, – никак не
рассыпается, словно его скрепляет что-то.
– И как? Хорошо тебя епископ угостил, когда ты к нему незваным гостем нагрянул?
Старик хрипло хихикнул.
– Да, он оказался, что надо, – на редкость гостеприимен. Присоединяйся к нам, Вольф.