Боец тишины (СИ)

На стекле отпечатался след моего дыхания, скрывая мое серое отражение. Стягиваются

тяжелые тучи. Среди скал скитается сырой ветер. Райн неспокоен и сумрачен. Последние лучи,

прорывающиеся через мрак, пресечены. Подсвеченные холмы погашены, старые крепости на их

вершинах стянуты мглой. Надвигается ненастье. А скорый ход поезда ровен и приглушен, как мои

мысли…

Открыл глаза и посмотрел в окно… Кругом леса и луга золотятся осенью под высоким небом и

светлым солнцем – и никакого Райна, никакой грозы… Точно, – я еду в поезде и мне снится, что

я… еду в поезде. Только еду я – в Варшаву, а не во Франкфурт. Вернее, я, чаще называемый

начальником Славой, – Святославом Соколовым или Вячеславом Вороновым – остался в России. А

некий Николай пересек российскую границу и, после недолгого нахождения в Белоруссии,

отправился в Польшу. Скоро он пересечет польскую границу и окончательно исчезнет – станет

Яном. Тогда потерянный немцами в недрах Фатерлянда поляк, наконец, покинет чужую землю и

явится на свою – тогда Ян, наконец, встретит свою укрытую от немцев в Варшаве девушку. Вернее,

Ян встретит укрытую в Варшаве девушку Вольфа, переправленную через германскую границу

гером Отто Вебером, сгинувшим в стране без вести, как Ян и Вольф. Я ведь ими всеми назывался,

только скрывая на немецкой территории следы ото всех – чужих и своих. А вернулся в Норвегию и

после – в Россию я под именем Ульриха Ларсена… под своим основным прозванием. Только

оказавшись на просторах настоящего Отечества, наедине с начальником, я начал называться таким

же ненастоящим, пусть и так же часто применяемым ко мне, именем – Славой… на сей раз

Соколовым. Черт… Что-то путано все стало в последнее время. Кто я, куда и откуда? Что-то часто

меня такие вопросы посещать стали. Не дело. Надо определить четче, кто меня кем считает и кто

как называет.

Потянул руки, вытягивая связки, и прогнал остатки сна радостным нетерпением. Эх, Агнешка,

скоро “волк” тебя съест! Да без соли и специй – так, как есть, съест, уж слишком “волк” голодный!

Эх, корите меня за все содеянное, Игорь Иванович, так, чтобы у меня уши горели! Только так я

решил поступить – и от решения не отступлюсь!

Посмотрел на свое отражение в стекле, и сердце настороженно притихло. Кислотой мне плечо

полили, только и на лицо попало – словно оспой переболел. И сигаретные ожоги еще, и… Шрамы

багровые – их сейчас даже густым гримом скрыть трудно. Как я таким чудовищем к моей

красавице явлюсь? И представить нашу с ней встречу страшно. Ничего, привыкнет. Скоро шрамы

станут белее, и я смогу скрыть их. Конечно, она привыкнет – никуда не денется. Агнешка меня не

оставит. Она не такая – в беде не бросит. Да и куда ей без меня, в конце концов? Никуда. Даже без

такого – хромого и косого – никуда. Придется ей привыкать.

Черт… Хватит нервничать. Шрамы украшают мужчину. Правда, в моем случае, скорее, –

мужчина украшает шрамы… они теперь надо мной главенствуют. Черт… Наврал я всем в

госпитале, что со мной все в порядке, надеясь, что меня не спишут, а в итоге – не только списали, а

еще и… Остался я со своей правдой и своими страданиями один на один… с болью без

обезболивающих и со страхом зеркал без успокаивающих. Еще и, когда повреждений прибавилось,

– денег убавилось. Да что темнить, – ни гроша у меня за душой нет ныне. Спустил все, что

осталось, на дорогу и документы. Душу греют только грязные деньги пана Мсцишевского,

отданные мной моей девушке и моему бойцу. Хоть я и оставил их ей с ее охранником не на одно

сохранение, но и на расходы – их хватит выручить нас троих.

Правда, переправить обоих поляков в Польшу было непросто – на нужных людей и надежные

документы я потратил порядочную часть денег Мсцишевского. Германская граница всегда дорого

обходится. Плюс оба поляка, можно считать, бесконтрольно с моей стороны тратили остатки денег

пана, пока я воевал и пропадал в плену… а я и воевал, и пропадал достаточно долго. Ничего, как я

подсчитал, нам троим на год скромного бытия должно достать – без учета непредвиденных трат,

конечно. Таких трат мы себе позволить никак не можем – осложнений нам следует сторониться,

как прокаженных, выжидая время, нужное мне для решения задачи. А задачу предстоит решить

непростую – нас троих преследуют германские власти. На нас ополчились и военные, и служба

госбезопасности. А на меня еще и наши ополчатся, как только поймут, что я пропал и они потеряли

мой след. Нам следует таиться, будучи тише воды и ниже травы.

122

А за год я закреплю страховку и… Я верну немцам крысу или крысиные останки, в случае

непредвиденной кончины зверя, заодно с условием – вернее, с угрозой. Выдвину твердое

требование – не трогать нас троих впредь. Они его – выполнят. Ведь его нарушение поставит их