Боевая единица

Пару секунд телефон молчал, но затем настоятельница заговорила своим обычным четким голосом, рубя слова:

— Улетаешь?

— Так точно!

— Да не ори как припадочная, я и так слышу. Что врачи сказали?

— Все нормально, к полету допущена.

— Ветрова, наши врачи к полету допустят даже паралитика с оторванной головой, я про здоровье спросила.

— Так это ведь не медосмотр. Пульс, давление, температура… Все в порядке.

— Ладно, проводить я тебя не смогу. В общем, счастливого пути. Позагорай, отдохни, тебе это полезно. Море посмотришь, южных горячих парней. Если забеременеешь… Лучше и не пытайся, аборт собственноручно сделаю, ты меня знаешь. И пьянствовать настоятельно не рекомендую, ты даже не представляешь, как ловко я умею от этого дела отучать. Кодирую за полторы минуты. Надеюсь, ты все поняла?

— Так точно, — чуть не вздохнув, ответила Лина.

— Ты чем-то недовольна? — немедленно уточнила настоятельница.

— Никак нет! Я… я думала, что смогу вас увидеть лично… Перед отлетом.

— Понятно, — смягчилась настоятельница. — Я бы пришла, но мне сейчас нельзя отходить от этих трахнутых телефонов. Но не переживай, долго отлеживаться на песочке я тебе не позволю. Скоро вернешься, и уж тогда я за тебя возьмусь всерьез. Ты у меня на Луну будешь выть, гарантирую.

Лина непроизвольно улыбнулась, но тут же подавилась улыбкой:

— Ветрова, что тут смешного?

— Я не смеюсь! — чуть не закричала девушка, потрясенная прозорливостью настоятельницы.

— Это ты врачам расскажешь, после того, как я до тебя доберусь. С такой улыбкой тебе в дурдоме место, даже смотреть тошно. Ладно, некогда мне с тобой разбираться. Марш в вертолет! И ты это… В общем, счастливого полета. И отдохни там хорошенько. Поняла?

— Да. И вам удачи и всего хорошего, надеюсь, здесь все будет нормально.

— Ветрова, без тебя здесь обязательно будет все нормально. Ты же у нас эпицентр всех неприятностей, так что пусть с тобой южные филиалы разбираются. Все, до связи.

Лина положила трубку в карман, повернулась к вертолету. Она вдруг подумала, что всего второй раз покидает Монастырь, ставший ей домом. Причем в первый это закончилось плохо. Настолько плохо, что даже спустя более чем два месяца ей стыдно будет показываться на пляже в открытом купальнике, выставляя на всеобщее обозрение пятна шрамов. оставленных хитиновыми шипами высшего демона. Они небольшие, да и со временем их залечат до конца, но пока это время не наступило. Впрочем, можно купаться в сумерках, или даже ночью, при луне. Лина слышала, что это принято среди отдыхающих. В общем, на месте будет видно. Если дорога пройдет без осложнений, то уже вечером следующего дня она будет на месте и впервые в жизни увидит море. Девушке заранее казалось, что оно ей понравится.

Она была уверена, что полет пройдет нормально.

* * *

Настоятельница проследила за удаляющимся вертолетом, вернулась к столу, аккуратно положила мощный бинокль в средний ящик. В который раз подумала, что стоит сменить его на что-то новенькое, с более мощной оптикой. То, что Алина улыбалась при разговоре, она смогла различить с превеликим трудом, скорее все же догадавшись, чем действительно увидев.

Ну что ж, еще с одним делом покончено. Оно скорее личного характера, но настоятельница давно уже не принадлежала себе: личного как такового у нее нет — вся ее жизнь служение, и не стоит забивать себе голову судьбой любимой воспитанницы в это непростое время. В дверь коротко постучали.

— Войдите.

Начальница канцелярии здороваться не стала — хотя они сегодня и не виделись, но у них не принято было приветствовать друг друга. Присев напротив настоятельницы, Буренка протянула из предложенной пачки первую утреннюю сигарету, поднесла ее к настольной зажигалке, затянулась, с удовлетворением констатировала:

— Первая затяжка, что-то я сегодня поздно.

— Вставать раньше надо, — буркнула настоятельница.

— К чему? До обеда дел все равно не будет, если бы не твоя секретная планерка, то спала бы спокойно до восьми.

— И так ты уже поперек больше, чем ввысь, еще и спать собралась полдня.

— Не клевещи, — спокойно возразила Буренка, — Я почти до двух ночи разбиралась с новым персоналом.

— И как?

— Плохо. В северном секторе нет условий для размещения такого количества людей. Им нелегко приходится.

— Ничего, неженок там нет, потерпят.

— Может… часть все же перебросить на другие объекты? Хотя бы женщин из боевых групп. Замаскируем их среди техников и воспитанниц…

— Нельзя! — отрезала настоятельница. — Я уже практически не надеюсь, что все эти приготовления удалось сохранить в секрете, но и окончательно отказываться от маскировки не намерена. Любое хорошее дело губят мелочи, это закон. Я не стану совершать глупые поступки, и без меня найдутся желающие этим заняться.

— Успокойся, — усмехнулась Буренка, — Ты еще голос на меня повысь, Мюллер в юбке.

Настоятельница снисходительно покачала головой:

— Тебе ли не знать, что я никогда в жизни не носила юбки.

— А слухи ходили, — не сдавалась начальница канцелярии.

— А их распускали такие кликуши, как ты, — парировала настоятельница и, мгновенно отреагировав на стук в дверь, рявкнула: — Войдите!