«Овладеть Звердой?» – от одной этой мысли Ларафу стало жутко и тоскливо, несмотря на то, что совсем недавно, стоя перед зеркалом в угаре самолюбования, он не исключал и такую возможность.
«Уж лучше вообще не обладать женщинами, если начать нужно непременно со Зверды», – пессимистически заключил Лараф.
Как вдруг ему в голову пришла спасительная мысль.
«Зверда – не женщина, поэтому она не может быть северным направлением. Зверда – оборотень, медведица и невесть кто еще!»
Но тогда кто же?
Перед мысленным взором Ларафа встало воспоминание о вчерашнем заседании Совета Шестидесяти. Эта… княгиня… с цепью Властелина Морей… Ну конечно же это она! Та самая «обладающая наибольшей властью»!
«А не будет ли это слишком?» – одернул себя Лараф, когда осознал, что на саму Сиятельную его похоть никогда не простиралась даже в самых смелых мечтаниях.
Но тут кстати вспомнились слова Зверды о Сиятельной. А Эри принес Лагхе приглашение на крюшон, подписанное никем иным как самодержавной владычицей варанской.
«На крюшон» он, конечно же, пошел. Хотя бы уж потому, что побоялся отказаться.
Тщательно раскрашенная и наманикюренная Сиятельная княгиня Сайла полулежала на низкой кушетке, улыбаясь Ларафу казенной улыбкой пресыщенной светской львицы.
– Как ты себя чувствуешь, мой раненый красавец? – поинтересовалась княгиня, благосклонно протягивая обе руки для поцелуя.
«Оказывается, мы с сиятельной княгиней на „ты“!»
– Немного лучше… Немного… Но голова еще дает о себе знать…
– Садись сюда, – она указала на место рядом с собой на кушетке.
Лараф сел.
– Я рада, что ты склонился к благоразумию насчет союза с баронами Фальмскими. И хотя твоя связь с баронессой Звердой успела меня изрядно замучить…
«Связь с баронессой Звердой? Неужели? Так она и с гнорром спала! Ай да медведи!» – пронеслось в голове у Ларафа.
Вдруг ему стала ясна причина ссоры с Овель. А еще спустя доли секунды он понял, что точно так же, как и с Овель, можно запросто поссориться и с Сиятельной.
Упускать женщину-Север ему не хотелось. Поскольку, судя по тому, что говорила его подруга, иного пути, в обход северу, не было.
«С северной женщиной нужно быть резким, напористым и нахальным», – вспомнилось Ларафу поучение книги.
«Начнем с нахальства», – решил он.
– Меня эта связь тоже замучила, моя лилия, – брякнул Лараф. – Меня тошнит от Зверды. Но за это время я успел выведать массу полезных вещей.
В глазах Сайлы блеснули искорки интереса.
– И этими вещами я с тобой поделюсь. Но раньше… Раньше я хотел бы попросить тебя об одном ма-аленьком одолжении.
– Каком одолжении, милый? – проскрипела Сайла.
– Будь так любезна, сними платье, – сказал Лараф, наслаждаясь бархатным баритоном варанского гнорра, то есть своим новым голосом.
«Этим голосом можно говорить любые наглые глупости, все они будут выглядеть умно и свежо!»
– Мое платье? – переспросила княгиня, изображая смущение.
– Именно, – подтвердил Лараф.
– Зачем?
– Я хочу взглянуть на твою умопомрачительную грудь.
– Разве у баронессы Зверды нет груди? – ревниво осведомилась Сиятельная.
– У баронессы? Бр-р-р-р, как женщина она меня не привлекает, – сказал Лараф. Его «бр-р-р» не было притворным. В нем звучала и могильная тоска Большой Работы, и ужас, испытанный тогда на просеке, перед лицом убийц из Свода и безобразных гэвенгов. – Я ее боюсь. Могу поклясться.
К удивлению Ларафа, Сайла тут же встала с кушетки и сняла платье.
Под платьем не было ровным счетом ничего. Лараф отметил неожиданную стройность фигуры Сиятельной. О шести массажистах, которые надрывались над этой фигурой денно и нощно, Лараф, конечно, не подозревал.
«Значит, нахальство дало результаты. Нужно, стало быть, прибавить резкости».
– А теперь ложись, моя лилия. Да поживее! – приказал Лараф, стараясь не думать о том, что будет, если Сайле не понравится такое обращение.
«Не думать» оказалось правильной тактикой. Поскольку Сайле очень даже понравилось такое обращение. Она покорно легла на кушетку.
– Раздвинь ноги. Я буду любить тебя так, как того требуют Уложения Жезла и Браслета, – заключил Лараф.
На самом деле, любить какими-либо иными способами, кроме тех, какие рекомендовала Опора Благонравия, он попросту не умел. В Казенном Посаде этого не умел никто, кроме Анагелы и ее ночного гостя.
– О! О! – взвыла Сайла и покорно исполнила приказание Ларафа, бесстыдно выставив на его обозрение свою жадную устрицу.
«Осталась суровость», – вспомнил Лараф, расшнуровывая гульф своих штанов. Но как ее проявить?
Лараф преклонил колени перед кушеткой, направил своего гиазира в нужном направлении и, положив руки на талию Сиятельной княгини, двинулся вперед.
Даже в этом положении Сиятельная не вызывала в нем значительного возбуждения.
Но гиазир Ларафа исправно делал свое дело и не спешил его оканчивать – до того, как пойти к Сиятельной на крюшон, Лараф самоудовлетворился в соответствии с тем советом, который некогда дал ему как раз на такой случай брат-кавалерист. Надо же – совет пригодился.
А вот возбуждение Сиятельной нарастало лавинообразно.