Он понял, что из разговоров с Кальтом может родиться нечто большее, чем просто пара-тройка стихотворений. Из рассказов юноши про полководцев древности, отличающихся такой живостью и таким знанием деталей, вполне может получиться целый роман в стихах! Роман-эпопея, который сделает из Сорго Вайского не просто придворного поэта. А классика, гения, божество литературы.
«И я в нем не ошибся!» – ликовал Сорго, укладываясь рядом с сопящей Лормой.
В его голове вращались выбракованные стихи из поэмы о ре-тарской войне.
Кальт Лозоходец в обличье Ларафа окс Гашаллы мирно спал в спальне, расположенной этажом ниже. В той же самой, где некогда спал Эгин.
Возвращение в сознание было резким, как пощечина.
Эгин зашелся в кашле, согнулся пополам и изрыгнул мощный поток воды, которому позавидовал бы иной дельфин пиннаринских фонтанов.
Его била дрожь. Ощущение конечного, гибельного, беспредельного холода заполняло все тело. Словно бы его заточили в ледяную глыбу, а потом через месяц разморозили и оживили. Да только схалтурили преизрядно, поскупились на кроветворные эликсиры и в жилах осталась холодная водица, а не горячее красное вино уроженца Варана.
Эгин перевернулся на спину и открыл глаза. Точнее, обнаружил, что глаза-то его, похоже, и так были открыты, да вот только не видят ровным счетом ничего.
В толще черного хрусталя небес не было ни звезд, ни луны, ни солнца. «Что я вижу и вижу ли я что-то?»
– Эй! – выкрикнул Эгин что было мочи.
Он не услышал собственного голоса.
– Эээй!!!
Эгин снова закашлялся.
Сплюнул пригоршню желчи.
На ощупь заключил, что лежит на досках. Видимо, все той же лодьи спасателей-на-водах.
В ушах зашумело, словно по сторонам низвергались четыре рокочущих водопада. Почему четыре – Эгин не знал, но образ этого числа неожиданно представился ему с надчеловеческой, беспредметной внятностью.
Эгин сел, подтянув ноги к подбородку. Если так продлится дальше – он умрет через несколько минут. Просто замерзнет насмерть.
Вспыхнувший свет полоснул в первую очередь даже не по глазам – по сознанию. Словно бы солнце зажглось не над Ильвесским хребтом, не на шпиле царской резиденции, а под черепным сводом.
Вместе со светом возродились звуки.
– Да, брате, это почище Волшебного театра, – прошептал один из спасателей-на-водах прямо над ухом Эгина.
– А то! Она ж, царица, только начинает еще. Ты сейчас не то что театр, а и свое имя позабудешь, – ответили не шепотом, но вполголоса.
– Ваша светлость… ваше величество… разрешите представить вам… – это был голос, похоже… Лилумы!
Какая-то женщина лопотала на ре-тарском. Кто-то – на варанском. Этот «кто-то» был опознан Эгином как Есмар. Он сбивчиво объяснял, что в соответствии с предсказанием имеет честь являться ее, госпожи Итской Девы, законным супругом.
– Я полагаю, госпожа Итская Дева или, точнее, Царица Озера и Города, нас пока что просто не слышит. Учитывая, что печатей еще три, я бы посоветовал всем присутствующим сбиться в кучу на корме, накрыться чем есть, зажмуриться и благоговейно примолкнуть. Проще говоря – заткнуться, – заключил Милас, слегка повысив голос.
Эгин наконец начал различать отдельные силуэты. Да, он в лодье, которая по-прежнему битком набита народом и по-прежнему ошвартована у колонны с капителью в виде женщины-рыбы.
А на носу судна – все то же деревянное изваяние девочки.
Все то же? Деревянное?
Эгин напряг зрение до крайнего предела.
На носу лодьи стояла девочка. Довольно высокая для своего возраста, который, согласно легенде, был равен одиннадцати годам.
На ее плечах висела длинная крупнозвенчатая кольчуга. Не стальная, не бронзовая и вообще не металлическая. Именно из-за неопределенного цвета и фактуры кольчуги Эгин не сразу ее разглядел и принял девочку за прежнюю деревянную статую.
Еще пара секунд – и он наконец понял. Легендарная одежда Итской Девы была изготовлена из кольцевых спилов полых костей или бивней какого-то животного. По цвету она почти полностью совпадала со светлым деревом, из которого была вырезана статуя.
Царица Озера и Города стояла к ним спиной и, похоже, действительно не слышала и не видела никого. Есмар, который топтался у первой ступени лестницы на носовую площадку, пока еще не решился приблизиться к ней. Как и Лилума, как и Вуймол…
«Жив, маленький гаденыш! Жив!» – сквозь холод, владевший членами Эгина, наконец прорвался тонкий лучик тепла.
Итская Дева подняла руки.
Эгин непроизвольно проследовал взглядом вслед за кончиками ее пальцев.
Такого ему видеть еще не приходилось. Восточная половина неба была свободна и от тумана, и от туч. Впервые за шестьсот лет над Итом светило солнце.
Однако прямо у них над головой творилось нечто неладное.
Там облака будто уплотнились, сбившись в дикие зеленовато-коричнево-черные острова и архипелаги. А дальше к западу и до самого горизонта тянулась непроглядная завеса тяжелых туч, передний край которых оканчивался приблизительно над Сермельской плотиной.