Боевая молодость

— Иван Иванович Буданцев, — представился я. — Мы с Борисом Сергеевичем кончали военное училище и служили в одном полку. А вы…

— Я мать его, — перебила она. — Заходите. Очень рада. Зовут меня Ирина Владимировна.

В конце веранды была дверь в дом, и я увидел лестницу и лаз на чердак.

В прихожей я положил фуражку на полку вешалки. В доме пахло дынями и вроде бы еще укропом.

— Извините за беспорядок, — говорила Гавронская, проводя меня в гостиную, — я немножко нездорова.

Беспорядка я не заметил. Большой стол был застелен белой скатертью, стояли астры в хрустальной вазе. Мягкие кресла, диван, на стене большие часы и портрет красивого юноши в сюртуке, очевидно, Бориса Гавронского.

— Садитесь, — указала она на кресло, сама опустилась на диван.

Я поблагодарил и сел, глядя на хозяйку и прислушиваясь. Казалось, здесь только что кто-то был. Обе двери в другие комнаты плотно закрыты.

Настороженность исчезла с лица Гавронской, но доверия ко мне я еще не улавливал.

— К сожалению, Бори нет дома, — заговорила она. — С ним несчастье. Он арестован. За что, я не знаю. Арестовали здесь, в доме, когда Врангель наступал. Я болела, он прибежал сообщить, что покидает город со своим военкоматом, что ли. Не знаю… Он служил у них там… Он задержался из-за меня… Когда он сказал, что покидает меня, я упала в обморок, он и задержался… А за ним пришли из чека и увели… больше я не видела его, — глаза ее наполнились слезами, она замолчала.

Я лихорадочно думал, как продолжить разговор.

— Не знаю, не знаю, где он, что с ним, — шептала она будто бы сама себе.

— Ирина Владимировна… — Я встал, подошел к ней. Взял руку ее и поцеловал. — Извините меня. Я сейчас оставлю вас. Я попозже зайду. Или завтра. Когда вам будет удобней?

— Нет, нет, не уходите, — быстро заговорила она, доставая платок. — Я сейчас успокоюсь. Я уже спокойна. — Она попыталась улыбнуться. — Я рада, что вы пришли. Я теперь одинока. Знакомые оставили меня. Садитесь, прошу вас. Простите. Как…

— Иван Иванович Буданцев.

— Я уже спокойна, Иван Иванович.

— И где Борис сейчас? — спросил я.

— Перевели в тюрьму. Сначала в комендатуре сидел, потом в тюрьму перевели.

— И в чем же его обвиняют?

— Не знаю. Ничего не знаю. Я ходила в чека, сказали, разберутся и выпустят. Но оттуда, вы знаете, Иван Иванович, никого не выпускают!.. Спрашивали у меня, кто у нас из посторонних бывает в доме. Но к нам давно никто не приходил! Только Варварушка приходит, пожилая женщина, она воду носит мне, полы моет…

В голосе ее была такая искренность, что мне делалось неловко. Даже стыдно за самого себя, что надуваю несчастную мать. Но она говорила, а глаз с меня не спускала! Даже поднося платок к лицу, следила за мной. Или так кажется мне, думал я.

Вдруг она поспешно встала.

— Сидите, сидите, — проговорила она, — я забыла обязанности хозяйки дома. Сейчас будем пить чай. Прислуги давно нет, я сама управляюсь.

— Помочь вам? — Мне хотелось пройти на кухню, узнать, есть ли оттуда второй выход.

— Нет, нет. Сидите, сидите. Я сейчас. — Она вышла.

Я потрогал двери в другие комнаты. Одна была заперта. Вторая вела в спальню хозяйки. Услышав шаги, я сел в кресло.

За чаем я узнал, что мужа ее, полковника царской армии в отставке убили при налете махновской банды. Махновцев она называла не бандитами, а — красными. Я не поправлял ее.

— Ночью мужа вызвали во двор, застрелили. Ворвались сюда. Шкатулка с драгоценностями стояла в спальне под тумбочкой. Сразу нашли ее и убежали… И до возвращения сына я одна жила. Когда Боря вернулся, худой, слабый, денщик его под руки привел, Федором, кажется, звали, то от новой власти не прятался. Сам сходил к начальству, его записали. А потом ему предложили быть командиром эскадрона при военкомате. Он сразу согласился. Он не напрашивался, ему предложили, и он сразу согласился…

— Ирина Владимировна, а не могли его арестовать по подозрению в попытке снова уйти к белым? — спросил я, соображая, как мне навести разговор на Андриевского — на «маленького капитана в пенсне».

— Но у Бори не могло быть таких мыслей. Он бы не оставил меня на расправу красным.

Она была уверена, что красные непременно расстреляли бы ее. Но почему тогда Гавронский исчез из казармы, никого не предупредив?

— Да, все получилось как-то нелепо, — говорил я. — А скажите, Ирина Владимировна, вы не знаете ли, где сейчас и что поделывает «наш маленький капитан в пенсне»? — Я засмеялся. — Боря говорил, вы так его прозвали.

— Не знаю, где Андриевский, Иван Иванович, — вздохнула она. — Приятный был человек. Интеллигентный. Такой разговорчивый. Помню, Боря, когда вернулся домой, говорил, что маленький капитан уехал в Крым, но этой весной неожиданно встретил его на вокзале. Андриевский ждал поезда на Харьков. Кажется, так. Андриевский обещал на обратном пути заехать к нам, рассказать о своих делах. Передал привет Борису от его невесты Лидии. Говорил, что и она скоро приедет в Екатеринослав. Но ни Лидия, ни Андриевский так и не появились. Боря беспокоился за Лидию.

— А где Лидия сейчас?