В течение дня давление внутри погруженной лодки поднимается на два-три дюйма ртутного столба выше атмосферного из-за небольших утечек воздуха из баллонов. При открытом люке приходится отступать назад, потому что воздух под давлением внутри подлодки вырывается с такой силой, что может сбить человека с ног. Таким образом, сначала вырывается поток воздуха при открытии люка, а спустя мгновение слышится звук шагов вахтенного офицера и сигнальщиков, поднимающихся по трапу. Затем с более важным видом следую я. Запускаются двигатели и вытяжной вентилятор, чтобы выдуть остатки воздуха из цистерн главного балласта, и один или два электромотора ставятся на подзарядку аккумуляторной батареей, в то время как мы медленно идем в режиме патрулирования, используя мощь остальных дизелей, следя за всем, что нам встречается на пути.
Довольно странно всегда наступает период, когда всему экипажу приходится привыкать к свежему воздуху. Когда он поступает первый раз, пахнет ужасно. В течение многих часов мы привыкли к воздуху, пропитанному запахами кухни и другими запахами, и свежий воздух в первые минуты кажется почти тошнотворным.
После того как мы всплываем, чувствуется, что атмосфера в лодке становится все более праздничной. Я сижу в кают-компании со свободными от вахты офицерами. Мы разговариваем, играем в карты, немного слушаем музыку по радио. И каждый раз, когда меняется курс, погода или что-то обнаруживается, ко мне подходит вестовой, чтобы сообщить об этом. После пассивного состояния в течение дня это вызывает облегчение.
Еда всегда доставляла удовольствие, потому что питание на подводной лодке во время войны было превосходным, и только из-за пресыщения вкусными блюдами мы придирались к Эдди Эткинсону по поводу еды, подаваемой во время предыдущего похода. У нас были сравнительно большого объема холодильные камеры, в которых хранились самые лучшие продукты, если только патрулирование не затягивалось на более длительный срок, чем предполагалось. В этом случае свежезамороженное мясо могло кончиться и порции стать более скромными, но все же большими, чем у гражданского населения в Штатах. Мы каждую ночь выпекали свой хлеб, и одной из самых приятных привилегий командира было то, что он около пяти часов утра мог пойти назад в отсек, где пекарь вынимал из печи горячий хлеб. А на борту у нас была и чудо-машина для приготовления мороженого, которое сверху украшалось свежезамороженной земляникой или специально приготовленными взбитыми сливками.
Ближе всего мы подошли к кризису с продуктами на «Флэшер», когда однажды, после того как пробыли в море в течение месяца, у нас не осталось взбитых сливок. Несмотря на это, мы оставались строго на позиции и ели землянику просто так.
Кажется странным, что, когда, делясь воспоминаниями об этой жизни, слышишь, как люди сетуют по поводу ее лишений и ужасов подводного плавания. "Но быть замурованным там внизу под водой все время и никогда не знать, где находишься!" — говорят они. Ну, мы почти всегда знали, где находимся, и бывали на поверхности чаще, чем под водой, и я еще не встречал ни одного подводника, страдающего какими-либо фобиями или комплексами в результате пребывания в ограниченном пространстве.
Подводники проводили гораздо большую часть времени на койках, чем большинство моряков надводных кораблей. Для подлодки это было одним из видов величайшей роскоши. Работа могла быть длительной и опасной, когда подводники были на боевых позициях, но в дни и недели будничного патрулирования они могли выполнять свои повседневные обязанности, стоять на вахте, и все-таки у них оставалось много времени для сна и развлечений. Они играли в карты в старшинской кают-компании, которая была аналогом офицерской. Всегда можно было попить кофе, места там хватало для шести человек, которые размещались за четырьмя столами, а приходить разрешалось в любое время суток.
Спокойными ночами любой желающий подняться на мостик, подышать свежим воздухом мог это сделать. И все, что ему нужно было сделать, — это подняться в боевую рубку, высунуть голову из люка и сказать: "Разрешите подняться на мостик, сэр?" Вахтенный офицер разрешит: «Поднимайся». Но очень немногие это делали. Они предпочитали оставаться внизу. Помимо тех, кто нес вахту на мостике, на «Флэшер» были люди, которые ни разу не видели неба с того времени, как вышли в море, и до момента, когда вернулись в порт.
У нас был краткий период возбуждения в начале этого шестого патрулирования, когда мы присоединились к нескольким другим субмаринам в поиске японских линейных кораблей, о которых было известно, что они совершали переход от Сайгона до Японской империи, но мы их так и не увидели. «Флэшер» шла в одной команде с «Бешо» в "волчьей стае" из двух подлодок под моим командованием, и после бесплодной охоты в составе временной оперативной группы мы патрулировали близ острова Хайнань. 21 февраля мы обнаружили свои первые цели. Они были до смешного малы.