Читаем Боевая рыбка полностью

Ситуация резко изменилась. Потревоженный следом от трех первых торпед, эсминец начал быстрый уверенный отворот от нас, развернулся на 270 градусов и теперь направлялся к нам, готовый к возмездию. Миноносец, иначе говоря противолодочный корабль, предназначен для уничтожения подводных лодок, и этот теперь шел к нам с палубой, полной глубинных бомб. Мы выпустили четыре из наших шести носовых торпед. У нас было еще четыре в кормовых аппаратах, но потребовалось бы слишком много времени для того, чтобы развернуться и выстрелить ими, и еще больше для того, чтобы перезарядить наши носовые аппараты.

— Ладно, — сказал Маш. — Приготовиться к выстрелу прямой наводкой.

Мы говорили о выстреле прямой наводкой на встречных курсах в кают-компании, но сомневаюсь, что кто-нибудь из нас когда-либо всерьез предполагал, что ему придется произвести такой выстрел. Само это название подразумевает выстрел по цели, которая надвигается прямо на вас. Никто не знал наверняка, насколько эффективным он будет, потому что, насколько мне известно, тогда не было ни одного документально засвидетельствованного случая в практике действий подлодок, когда кто-нибудь пытался его применить. Но у него было одно очевидное достоинство и два ошеломляющих недостатка. С одной стороны, вам не нужно знать скорость цели при нулевом угле; с другой стороны, цель будет на минимальном расстоянии, и, если вы промахнетесь, не останется времени предпринять что-то еще. В данном случае нам предстояло выстрелить двухтонной торпедой по кораблю не более двадцати футов шириной, идущему на нас со скоростью порядка тридцати узлов.

За несколько минут до этого я, как идиот, думал, какую прекрасную историю расскажу Энн и Билли во время своего отпуска. Теперь же я с облегчением вспомнил, что перед началом нашего похода оставил на берегу завещание.

— Готово, — сообщил Роджер от вычислительного устройства.

— Приготовиться к выстрелу.

— Дистанция тысяча восемьсот.

— Пятый, пли!

— Перископ под водой.

— Подними выше.

Под влиянием выстрела Хэнк сразу же потерял контроль[3], и мы опустились ниже перископной глубины, а миноносец несся на нас, вспенивая воду бурунами.

— Подними ее выше, Хэнк. Парень, подними ее выше! — крикнул в люк командир.

Томительное ожидание, затем Дик припал к перископу:

— Капитан, мы не попали в него. Он все еще идет к нам. Все ближе.

Странно, как в таких ситуациях часть вашего сознания может быть занята холодным, беспристрастным анализом факторов, не связанных непосредственно с вашей безопасностью. Я обнаружил, что изумлен изменением, происшедшим с Диком О'Кейном с момента начала атаки. Было так, будто во время всех болтливых, хвастливых месяцев до этого он был потерян, искал свое истинное «я» и теперь оно было найдено. Он был спокоен, немногословен и весьма хладнокровен. Мое мнение о нем все время претерпевало изменения. Я не в первый раз обращал внимание на то, что поведение людей под огнем невозможно точно предугадать по их ежедневным поступкам, но это был наиболее разительный из когда-либо наблюдавшихся мной примеров того, как человек превращается в первоклассную боевую машину.

— Приготовить к выстрелу шестой аппарат.

— Шестая, пли! — отдал команду Дик. Эхом отозвался Маш:

— Быстрое погружение!

Мы заполнили балластную цистерну и пошли вниз. Я спустился и принял управление у Хэнка. Я не мог погрузил лодку по-настоящему глубоко, потому что мы понятия не имели, какая там была глубина. Но я погружал ее так глубоко, как только мог, — до девяноста футов. Мы уходили от атаки возмездия глубинными бомбами.

Мы уже больше не были агрессором. Теперь наше время кончилось, так же как кончились и торпеды, и мы были беспомощны и не могли контратаковать. Все, что мы могли сделать, — это зацепиться за что-нибудь и быть готовыми к последней встрече с глубинными бомбами военного корабля. Наше время пришло, и мы ожидали конца почти спокойно.

Первый взрыв был громким и близким. Пара лампочек разбилась вдребезги, как это всегда бывает при близком взрыве, и я помню, что начал тупо смотреть на то, как мелкими кусками стал отслаиваться пробковый материал внутренней обшивки «Уаху».

Мы ожидали второго взрыва, каждый был внутренне сломлен и смотрел больше на окружающие предметы, чем на товарищей, ни один не смотрел в глаза другому, как это бывает в последние моменты жизни.

Десять, двадцать, тридцать секунд… Я поднял глаза и увидел на лицах окружающих меня людей выражение удивления. Шум из помпового отсека прервал оцепенение.

— Черт побери! Может быть, мы его подбили?

Было что-то нелепое, даже почти веселое в этом звуке. Наверху, в боевой рубке, Маш услышал его и засмеялся.

— Ну, ей-богу, подбили, — откликнулся он, теперь его голос громыхал. Возвращаемся на перископную глубину, Джордж.

Почти как безумные мы вытаскивали лодку наверх.

И вновь Маш предоставил Дику перископ. Тот долго смотрел.

— Вон он. Раскололся надвое.

Что творилось на «Уаху»!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее