Читаем Боевая рыбка полностью

Ни одному из нас в голову не пришло, что в его словах было трагическое пророчество, потому что наступит время, когда и Роджер покинет «Уаху».

* * *

Мой близкий друг и однокашник Гэс Вейнел был тем офицером, которого откомандировали с «Поллак» на строительство новой лодки и место старшего помощника которого я должен был занять. Я поехал в Пёрл на следующий день, чтобы поздравить его и взглянуть на свой новый дом. Было одно светлое пятно в общей картине: моим командиром будет Роби Палмер, старый друг довоенных дней, отчасти благодаря которому я принял решение перейти на подводные лодки. Он присутствовал на нашем втором, официальном бракосочетании в Перле в 1938 году. Если я не увижу Энн, то по крайней мере смогу поговорить о ней во время следующего выхода в море с человеком, который ее знает.

Было почти удовольствием видеть радостный взгляд на лице Гэса Вейнела, когда я нашел его у носовой батареи. Он совершил на «Поллак» четыре боевых похода и, конечно, больше меня заслуживал поездки домой. Он не стал тратить время на праздный разговор:

— Добро пожаловать на борт! Когда ты меня сменишь?

— Ну, мы можем сделать инвентаризацию оборудования завтра, — сказал я, — секретных документов послезавтра и посовещаемся на третий день. Может быть, уложимся дня в четыре…

Мне пришлось остановиться, прежде чем он меня ударит. Распорядок мирного времени — одно дело, а отпуск в военное время — другое. Поэтому он сунул мне под нос кипу бумаг, и я вздохнул. Один из документов объявлял, что Вейнел и я провели инвентаризацию оборудования стоимостью примерно в двадцать тысяч долларов, что передающий за него отчитался и отныне я несу за него ответственность. Еще один документ удостоверял, что Гэс, я и офицер связи, которого я даже еще и не видел, провели инвентаризацию конфиденциальной документации. Третьим, датированным тремя днями позднее, был доклад капитану, заявляющий, что я официально сменяю Гэса на должности старшего помощника на «Поллак». В течение нескольких минут мы поздравили друг друга, Гэс обменялся рукопожатиями с офицерами и матросами «Поллак» и направился к трапу. Под мышкой он держал коробку с секстантом, который ему был вручен в военно-морской академии в качестве награды за первое место в мастерстве навигации.

С тех пор я его больше не видел. Новая подлодка «Сиско», назначению на которую я ему так сильно завидовал, пропала без вести во время своего первого патрулирования.

* * *

Я не считался официально назначенным на «Поллак» до дня доклада капитану 3-го ранга Палмеру. Было время для отдыха. Я написал письмо Энн с неутешительными известиями и решил немного развеяться. Война внесла разительные перемены в привычки общества в Гонолулу. Улицы пустели к десяти часам вечера, если вы задерживались после этого часа, то вынуждены были провести ночь там, где остались. Повсеместное полное отключение электричества стало помехой для шумных вечеринок, которыми славился довоенный Гонолулу. Как-то вечером я отправился на Вайкики на вечеринку, которую устраивала одна супружеская пара, известная в прежние дни гульбой, продолжавшейся всю ночь. Нынешней было далеко до прежних. У нас были жаренные на углях на заднем дворе бифштексы, которые готовились до наступления темноты, затем мы сидели кружком при лунном свете и вели беседы. К девяти вечеринка закончилась.

Единственное, что не претерпело изменений, так это охота на крупную рыбу гарпуном. Я пристрастился к ней в те дни, когда служил на «Скипджек», встававшей на стоянку в Пёрл-Харборе, хотя в то время она называлась подводной охотой. Честер Нимиц-младший, мой товарищ по академии и сменщик на «Стерджен», и я купили нехитрое японское оборудование и познакомились с этим спортом. В первое воскресенье после того, как «Уаху» вернулась в порт, я уговорил Роджера Пейна пойти со мной попробовать немного поохотиться с гарпуном. Мы позаимствовали джип на базе подплава и отправились на скалистый берег на Вайанае, на западном побережье острова.

Мы загарпунили кое-какую рыбу, и в этой мирной обстановке, не видя и не ощущая войны, я испытал самый сильный страх в своей жизни. Мы оба находились примерно в пятидесяти ярдах от берега, лениво ныряя и появляясь на поверхности кристально чистой воды, когда я глянул через плечо и увидел гигантскую акулу. Она была совершенно неподвижна и посмотрела на меня самым холодным взглядом, какой только мне когда-либо приходилось видеть. Роджер ее не замечал.

Я вспомнил, что читал в автобиографии д-ра Виктора Хайзера, как ему однажды удалось удрать от акул, отодвигаясь от них очень, очень медленно. Какая за этим стояла философия, я не помню, но отчаянно ухватился за эту технику. Осторожно и как бы невзначай начал дюйм за дюймом подвигаться к берегу, боясь закричать "Акула!", чтобы Роджер не взбаламутил воду и не погубил нас обоих. У меня не было основания ожидать, что он читал ту же книгу, что и я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее