Боевое братство

Входная дверь распахнулась, и Берни, одеваясь, услышала голос Дома.

— Хоффман в своем репертуаре, — сказал Дом. — Аня говорит, что ему как будто подложили ракету под задницу. Крикнул: "Дерьмо!" — и сорвался с места.

— Аня так и сказала? — крикнула Берни. — Не знала, что она овладела этим специфическим диалектом.

— Простите, я не знал, что вы здесь, сержант.

— Я еще гражданское лицо. До тех пор, пока Хоффман не признает обратное.

Берни помедлила пару секунд, прежде чем выйти из душевой. Когда она в последний раз видела Дома Сантьяго, парень, не стесняясь, оплакивал гибель брата, а победа в долине Асфо ничего для него не значила.

Через шесть месяцев после этого Берни с раздробленной ногой оказалась на больничной койке, а потом ее уволили из армии. Как же легко потерять связь с человеком.

А потом ты обнаруживаешь, что люди уходят навсегда.

Она жаждала уничтожать червей, стирать их с лица земли, как они уничтожили большую часть ее мира. И возвращение в ряды армии предоставляло для этого наилучшую возможность.

— Теперь я тебя вспомнил, — немного виновато произнес Дом. — Прошло так много времени.

— Все в порядке. Мы же не были в одной компании.

— Но ты дружила с Карлосом.

"Подходящее выражение. И не начинай уточнять подробности. Каких еще слов ты от него ожидала?"

— Да, — сказала она. — Твой брат был хорошим человеком. И отличным бойцом.

Вот и все, что требовалось: честно, беспристрастно, без намеков на дальнейшие расспросы. Таким братом, как Карлос, мог бы гордиться любой парень. Дом печально улыбнулся и, насвистывая под нос какой-то мотив, стал снимать броню. Война с Саранчой — грязное дело. Берни вспомнила про бензопилу и поняла, что чистка оружия превратилась в совершенно другое занятие. Маркус для чистки зубьев использовал старую зубную щетку. Он снял всю цепь и теперь распутывал обмотавшееся вокруг зубьев сухожилие.

— А что, Хоффман так и не смягчился? — спросила Берни.

Маркус едва слышно произнес что-то вроде «уф-х-х». Берни все отлично поняла. Это был даже не вздох, а просто выход слишком долго сдерживаемого разочарования, отвращения и досады.

— Нет, он такой же придурок, как и прежде. Только теперь он главный придурок.

Дом, тайком от Маркуса, кинул взгляд в сторону Берни. "Это длинная история, не стоит в нее углубляться". Но Берни и не ждала от Маркуса подробных объяснений. Она приняла информацию к сведению и поняла, насколько напряженные отношения установились между Маркусом и Хоффманом.

— Ладно, — осторожно сказала она, — постараюсь его не задирать.

Маркус продолжал чистить снаряжение. Берни собрала свое имущество — один запасной комплект одежды и три комплекта оружия — и села в приемной, ожидая, пока о ней доложат. С тех пор как она оставила службу, в армии многое изменилось. Почти все солдаты, проходившие мимо, были мужчинами. И выглядели они такими измученными, какими никогда не были солдаты ее времени, в какую бы они ни попадали передрягу.

Все-таки Маятниковые войны были совсем другими. После восьми лет сражений наступило нечто вроде пресыщения. Никто бы не поверил, что конец света близок, даже если бы глобальная катастрофа постучалась в дверь…

Сейчас, по всей вероятности, она стояла на пороге. И все это понимали.

Возможно, Берни прошла восемь тысяч миль только ради того, чтобы погибнуть вдали от дома.

"Что ж, по крайней мере, я умру на сытый желудок и в крепких ботинках. И заберу с собой еще несколько мерзких червей".

— Я помню, что обещал принять каждого, кто способен держать винтовку, но ты испытываешь мое терпение, Матаки.

Громкий голос неожиданно раздался за ее спиной. Двое проходивших солдат на мгновение остановились, но затем благоразумно продолжили путь по своим делам. Нет, Хоффман совсем не изменился: низенький и плотный, почти квадратный, с тонкими губами. Берни вскочила по стойке «смирно» и повернулась, словно и не было последних шестнадцати лет.

— Сэр, — заговорила она, — вы паршиво выглядите.

Губы Хоффмана едва дрогнули в подобии усмешки.

Она понимала, что не стоит ждать широкой приветственной улыбки.

— Я тоже рад тебя видеть, Берни. И ты далеко не образец солдата.

— Я знаю. Но я все еще могу двигаться с полной выкладкой и поражать цель с расстояния восемьсот метров. Иначе бы я сюда не дошла.

— Принеси клятву, потом наведайся к интенданту. — Хоффман позволил себе улыбнуться — украдкой, почти нехотя. — С возвращением. И постарайся не целовать зад Фениксу. Будь на то моя воля, он и сейчас был бы последним заключенным в Глыбе.

— Задница, сэр, — сказала Берни. Она не поняла, почему Хоффман так назвал тюрьму — Глыба. — Там, откуда я пришла, это называется задницей.

— Ладно, что бы это ни было, перед ним не стоит лебезить.

Хоффман развернулся и зашагал прочь. Нет смысла говорить Маркусу, что ей всегда нравился Хоффман. Он был настоящим воякой, а не просто просиживал кресло, как многие другие, кого она знала. И нет смысла убеждать Хоффмана, что Маркус не способен бросить своих людей, а если уж решился на подобную глупость, значит, на то была крайне веская причина.