— Коул, кто это был? — спросила она.
— Лейтенант Аня Штрауд.
— Ах да… — Теперь она вспомнила. Светловолосая малышка вдвое ниже и вдвое тоньше своей мамы. — Дочка майора Штрауд.
— Она, кажется, заглядывается на Дома, — добавил Бэрд. — Похоже, вы знаете абсолютно всех еще с пеленок. Она всегда очень приветлива с ним.
Значит, Бэрду ничего не известно о Маркусе. Это неплохо.
— К Дому все относятся хорошо. Парни Сантьяго всегда были отличными ребятами.
— Вы намерены преподать нам урок истории? О том, как наш сержант-уголовник стал героем?
Даже если бы она и захотела, Берни не знала бы, с чего начать. И в этой истории до сих пор не все было так ясно, как казалось, даже если она присутствовала там лично и все хорошо помнила.
— Нет, — ответила она. — Не намерена.
Глава 5
Я теперь редко вижу Маркуса. Я совсем не знаю его, и это только моя вина. Я лгал ему о том, что произошло с Элейн, и чем больше я лгал, тем труднее становилось в этом признаться. Дети всегда чувствуют ложь. Потом их доверие слабеет и исчезает.
ДОМ САНТЬЯГО, ХАСИНТО; ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД,
ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА ДО ДНЯ-П
Дом присел на краешек кресла, уперся локтями в колени и повесил голову, ожидая взрыва.
Взрыва не было. Возможно, разразись буря, ему было бы легче.
— Тебе шестнадцать, — наконец сказал отец. — Тебе всего шестнадцать лет.
— Отец, я все равно не могу отвернуться от этого. — Дом уловил шорох за дверью гостиной: мама прислушивалась к их разговору, — Я должен поступить правильно.
Эдуардо Сантьяго присел на корточки перед сыном и заглянул ему в глаза:
— Ты и впрямь хочешь жениться на этой девочке, когда сам еще ребенок?
— Я не оставлю Марию одну после того, что случилось, — заявил Дом. В следующее мгновение он по- чему-то вспомнил о Маркусе. — И я не хочу, чтобы моего ребенка воспитывали чужие люди.
Дом и сам не знал, откуда у него взялись такие слова. В этот момент он словно слышал себя со стороны, как мог его слушать отец, и сам себе казался маленьким мальчиком, повторявшим слова взрослых, значения которых не понимал.
"Но я действительно так думаю. Я хочу жениться на Марии. И всегда хотел этого. Только… это надо сделать как можно скорее".
— Она сказала о беременности родителям?
— Нет. — Родители Марии нравились Дому, но он не хотел испытывать их подобным образом. — Я хочу быть рядом с ней, когда они об этом узнают. Я сам должен им все рассказать.
Эдуардо немного помолчал, пристально глядя в лицо сына, потом медленно улыбнулся:
— Да, именно так должен поступить мужчина.
— Я боюсь, отец.
— Я знаю.
— Ты сердишься на меня?
— Не сержусь. Я хотел бы, чтобы все было по-другому. Но раз уж так вышло… мы поможем тебе, чем сумеем.
— Прости. Я тебя разочаровал.
Дом и сам не знал, почему решил, что отец будет на него злиться: ведь он никогда не выходил из себя. Но этот случай был настолько серьезным, что можно было ожидать исключения из правил. Отец же стал немного грустным и сентиментальным, как в те минуты, когда вспоминал погибших армейских друзей. Он положил руки на плечи Дома.
— Ты никогда не разочаруешь меня, сынок, — тихо произнес он. — Я никогда не гордился тобой больше, чем в это мгновение. Легко быть храбрым, когда все идет хорошо, но настоящий характер мужчины познается только в тяжелых ситуациях.
Дом вовсе не чувствовал себя настоящим мужчиной. Его сердце сжималось от страха, как и в тот день, когда Мария сообщила ему о беременности. Он попал в трудную ситуацию — здесь отец прав. Дом казался себе беспомощным ребенком; он хотел бы повернуть время вспять и все изменить… Но не мог. И надо было справляться самому.
Просто ему надо больше времени. Просто все слишком быстро. Они все равно поженились бы и завели детей. Года через три или четыре все будет как надо…
— Я пойду и скажу маме, — наконец произнес Дом. — А потом отправлюсь к родителям Марии.
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Спасибо, но…
— Ты сам будешь говорить, я только постою рядом.
Эдуардо Сантьяго всегда знал, что нужно его детям. Дом тоже хотел бы обладать таким чувством меры, всегда понимать, когда его участие необходимо, а когда — и как далеко — следует отступить. Будущий ребенок создаст много трудностей, зато опасения Дома с тали сменяться радостью: он всегда может рассчитывать на поддержку семьи, даже если сам твердо решил не обременять родных лишними заботами.
— Ее отец с ума сойдет, — сказал Дом.
Самым трудным для Дома стало постучать в дверь Флоресов. И, как оказалось, больше всех расстроилась мать Марии.
— Должен признать твое мужество, Дом, — сказал отец Марии, обняв за плечи всхлипывающую жену. — Тогда вам лучше пожениться.