Боевое Братство

Вик кивнул, чуть улыбнувшись – видя, что Григ опять вполне нормальный, а не тот обезумевший бог, что несколько часов назад захватил власть в «Улье», Первый Брат позволил себе вольности:

– Не даром ты мне нравился, братец – ума тебе не занимать! Хорошо. Так и сделаем.

Григ внимательно посмотрел в глаза своему старшему брату:

– Не может быть, чтобы ты простил мне смерть Каса!

– Возможно. Но ты правильно заметил, Григ: вы оба были Первыми. Жаль Каса, но что делать? Настоящий техник всегда ищет рациональное зерно, а не поддается эмоциям. Я не слишком любил Каса и недостаточно хорошо знаю тебя. Ты победил, значит, со мной ты, а не он. Я поставил точку. Пусть будет, как есть.

Григ почувствовал, что силы совсем уходят. Теперь вместо энергии, к нему подступала слабость.

– Я к себе! – сказал молодой Первый.

В личных покоях все оставалось без изменений – во всяком случае, кто-то усердно постарался, чтобы скрыть малейшие следы послепосадочного беспорядка. Перламутровые колонны подпирали светящийся изумрудным сиянием сводчатый потолок, с которого взирали вниз лица крылатых благородных богатырей древности; пол из черного мрамора был отполирован, как зеркало; бассейн, сложенный из изумрудных блоков, наполняла зеленоватая вода, из которой лучился свет, озарявший сказочными бликами задрапированные тяжелыми тканями изумрудные стены и огромного размера кровать, из черного, похожего на камень, полимера, инкрустированного золотом и все теми же изумрудами…

На кровати поджав ноги и обхватив руками колени сидела Линти. Золотистые локоны длинных распущенных волос в беспорядке закрывали часть лица и плечи. Чистые ярко-синие глаза с отсутствующим выражением смотрели в воду бассейна. Даже несмотря на облегающий ее тело грубоватый рабочий мужской комбинезон, альтика так хорошо вписывалась в картину окружающей роскоши, словно должна была служить еще одним драгоценным украшением опочивальни – скульптурой «благородной грусти». Ее неподвижное лицо и оголенные кисти рук казались настолько правильными и аккуратными, словно вырезались из слоновой кости резцом самого великого зодчего. Синие глаза, казалось, светились изнутри и озаряли потусторонним печальным светом и саму девушку и все окружающее ее пространство. Она была так невероятно красива, что залюбовавшись, Григ на какое-то мгновение забылся, потеряв ощущение реальности.

Линти охраняли как никогда раньше – пятеро могучих, закованных в броню абордажных лат и вооруженных до зубов Старших Братьев каменными истуканами застыли с внутренней стороны похожих на ворота дверей спальни. Десять таких же статуй красовалось с другой стороны дверей, снаружи. Григ невольно улыбнулся: приказ «глаз не спускать» не стоило выполнять настолько дословно. Как теперь прекрасно представлял юный Отец, альтинке достаточно было захотеть, и все эти пятнадцать силачей превратились бы в ее послушных и безропотных рабов, которые не только не помешали бы ей сбежать, а, наоборот, в безумной ярости прорубили бы сквозь товарищей путь на свободу. Если что-то и помешало красавице захватить собственных тюремщиков, то только ее внутреннее благородство и надежно укорененные моральные устои – насилие над личностью все еще казалось альтинке чрезмерно дорогой ценой за собственную жизнь и свободу.

– Выйдите! – приказал Григ пятерке Демонов, находящихся внутри.

За ними закрылись двери. Линти подняла глаза, но ничем не дала понять, что узнала Грига или рада его видеть. Но и Григ не нашел в себе сил отреагировать на явное пренебрежение подруги – у него все сильнее кружилась голова и подгибались ноги. Нужно было немедленно принять горизонтальное положение, и Григ это сделал – в изнеможении упал на огромной кровати с противоположного от альтинки края.

Несмотря на явное нежелание разговаривать, они слишком хорошо чувствовали один другого – им даже не нужно было четко формулировать мысли, чтобы одинаково хорошо слышать как свои, так и чужие эмоции. Григ слышал ее раздражение, обиду, разочарование, желание отомстить и, подавляющие все это, тревогу и тоску безысходности – Линти переполняла усталость от бесконечных неудач и постоянного разочарования в людях. В свою очередь Линти ощущала беспомощность едва-едва сопротивляющегося потоку событий, мечущегося в непонимании своих собственных побуждений, готового в любой момент пожертвовать собой, если увидит в этом хотя бы малейший смысл, сознания молодого Брата. Григ думал обо всех, кроме самого себя. Линти жалела только себя и немного его – Грига. В любом случае, им нельзя было допускать, чтобы распространяемые сознаниями биоволны соприкасались – и Линти и Григу вполне хватало и собственных переживаний, чтобы потерять остатки терпения и сойти с ума.

– Говори! – намучавшись от невозможности расслабиться, наконец потребовал Григ. – Какая разница, что ты злишься про себя – я все равно все слышу! Давай покончим с непониманием!