— Да это не смешно, а... — но она не выдержала, прыснула, и оба они расхохотались.
— Ты меня встречаешь, как Бульба своих сыновей, — шутил Быльников:
Вера была в том же приподнятом настроении, что и Быльников, щутила, острила и, готовя его в дорогу, говорила без умолку.
Шинель после ее вмешательства хотя и осталась короткой, но все же приняла более форменный и фасонный вид.
— Владимир, а ведь шинель эта не из фабричного сукна.
— Я знаю. Это крестьянское, домотканное сукно, из которого в деревне шьют армяки.
— Вот видишь, — сказала она многозначительно,— это великое патриотическое дело. Народ напрягает силы, чтобы разгромить врагов. Деревня готовит своей армии продовольствие, валенки, варежки, полушубки, шапки. Силы такой армии неистощимы.
Быльников каждый день уходил в полк и возвращался поздно. Вера освобождалась раньше и, поджидая мужа, стряпала обед и поглядывала на часы.
Вечернее время досуга' было самым лучшим и счастливым в их жизни. Они знали, что скоро вновь наступит расставанье, но об этом старались не говорить. Только по короткому взгляду и затаенному вздоху Веры он понимал, что она думает о скорой разлуке.
Наступили холодные, хмурые дни. Шел снег и, падая на землю, таял, растекаясь в грязной жиже.
Неуютно было в эту слякотную непогодь. Небо словно разверзлось, и оттуда, при мятущемся ветре, то хлестал дождь, то сыпал снег. Под ногами хлюпало, ноги разъезжались.
В один из таких вечеров Быльников возвратился раньше обычного и сказал:
— Мы сегодня выезжаем. Наш полк грузится.
Хотя для нее это сообщение не было неожиданным,
все же она как-то сжалась и потупила глаза.
Владимир старался сохранить веселость и, развлекая ее, рассказывал, какой у них в эскадроне отыскался запевала.
— Ах, какой голосище, дивный тенор, понимаешь, с этаким приятным тембром, довольно сильный и чистый. Командир полка заслушался, а потом подозвал его к себе и сказал: «После войны я тебя, Стрепетов, в консерваторию откомандирую». И отправит, обязательно отправит, из молодого парня может выйти прекрасный солист.
Вера понемногу Повеселела и старалась бы?ь спо* кой ной, чтобы не расстраивать Владимира.
Провожая его, она всплакнула. Он уходил туда, откуда не все возвращаются. Но на сердце не оставалось той горечи, которая была когда-то, при первой разлуке. Между ними не было ничего неясного, недоговоренного. Она будет его ждать терпеливо и постоянно помнить о нем.
— Пиши, — на прощанье сказала она дрогнувшим голосом.