Боевой 1918 год 3

По пути, словно бы невзначай заметил, что мордально, по виду, Модест Кириллович вроде вовсе не из ихних. Просто я пытался сообразить, кто успел снабдить евреев актуальными свежими данными? По всему выходило что секретарь. Ну не сам же городской голова у них на содержании? Хотя… это Одесса, здесь еще и не такие чудеса случаются. Но «Ёся» источник информации не выдал, сказав лишь, что люди хотят жить хорошо. И многие их них хотят жить еще лучше. Потрясенный практически дословной цитатой из «Кавказской пленницы» я давить перестал. Просто сделал в уме пометку о том, что в здешней администрации «течет» с самого верха.

Потом были переговоры. По их результатам я составил несколько радиограмм, которые через Крым, должны уйти в Москву. Все-таки решение политическое. Хотя вот так, упавшую словно спелое яблоко Одессу, отдавать не хотелось. Но если сильно прижмут, то придется. У нас ведь сейчас доктрина, что приходящая Советская власть не должна, хотя бы на первых порах, ассоциироваться с какими-то лишениями. Так что проще будет уйти, чем устраивать «Сталинград» в городе. Кстати именно поэтому мы, совсем недавно, и не накрыли местечко где стоял немецкий штаб, мобильной артиллерией. Там бы хватало попутных разрушений и позже, нас постоянно тыкали бы носом говоря, что «красные не щадят даже гражданских».

В общем, ожидая ответ из столицы, я отправился посмотреть, как идут дела в городе. А по возвращению, стоящий через дорогу от казарм особнячок, который я определил под штаб, подвергся нападению. Нападали гимназисты-контрреволюционеры. В количестве трех особей подросткового вида. С криком: «Долой Совдепию», малолетние террористы из рогатки вынесли стекло. Но они не просчитали прыть морпехов и поэтому хмурых, но гордых контрреволюционеров, через час передали взволнованным родителям. Те оплатили и стекло, и работу стекольщика, пообещав нещадно выпороть неразумные чада. А у нашего контрразведчика, появились очередные фамилии на будущее. Ведь не просто так эти щеглы решили в контрреволюцию поиграть? Значит дома такие разговоры велись. Так что Нетребко был вполне прав, взяв их всех на карандаш.

Не успели разобраться с одними, как появились гимназисты-революционеры. На этот раз в количестве чуть более десятка и возрастом от четырнадцати до шестнадцати лет. Те, требовали немедленной записи себя в бригаду морской пехоты.

Лапин в это время мотался по предприятиям и гнал митинги нон-стоп. Его помощники тоже были в разгоне. Поэтому передал малолеток Бурцеву, с твердым наказом — убедить их подождать совершеннолетия. В противном случае пообещал (если еще раз увижу возле себя галдящих школьников) открутить студенту голову. Тот вроде проникся… К нему же переправил появившихся позже родителей.

Приходили рабочие. Приходили какие-то торговцы с Привоза. Приходили из порта. И все от меня постоянно чего-то требовали. Сука! Вот прямо как будто все ждали появления Чура, чтобы повесить на него решение накопившихся проблем да обид. И приходилось решать. Орать, вразумлять, звонить. На второй день стал поступать более хитро — начал плотно привлекать своих штабных и краскомов. Не маленькие, так что пусть тоже впрягаются. Но кое-то прорывался. Например, представители купечества. Те особо ничего не требовали, а пытались разнюхать обстановку и сразу, просто так, дали предварительную взятку в виде золотых часов с золотой же цепочкой толщиной в ногу. Из оговорок в разговоре с ними я понял, что с еврейскими гешефтмахерами они не очень, а вот Модест Кириллович, похоже работает во все стороны, трудолюбиво собирая копеечку к копеечке.

На третий день неожиданно появился представитель Одесской полиции. Нет, не главный полицмейстер. Кстати главным тут был вовсе не Геловани (как можно было судить из известной песни) а какой-то персонаж по фамилии Буряк. Весь такой упитанный, с красной гипертонической физиономией. Но появившийся, совершенно не походил на своего шефа. Крепенький вертлявый с наглыми глазами, он сильно напоминал обычного опера, хотя представился агентом сыскной полиции Артемом Анатольевичем Курковым. Но первое впечатление оказалось верным и в ходе разговора стало понятно, что нынешний агент и опер будущего это синонимы. Так вот- опер сказал, что имеет важные сведения, но поначалу стал задавать разные мутные вопросы. Довольно быстро я не выдержал:

— Слушай парень, если ты хочешь узнать мое отношение к воровскому миру, то отвечу тебе словами одного твоего коллеги — «Вор должен сидеть в тюрьме». И я его полностью в этом поддерживаю. Если тебя интересует, работает ли до сих пор эта странная идея некоторых идиотов о том, что уголовники социально близки революционерам то — нет. Возможно они и близки тем мудакам кто это декларировал, но нормальные люди за такие слова бьют в морду. С ноги. А теперь без виляний говори, что тебя привело ко мне. Не тяни. У меня времени реально крайне мало. Видишь сам — за обедом тебя принимаю. И ты ешь, пока не остыло. И говори.

Агент задумчиво хмыкнул, чему-то по волчьи ухмыльнулся и пододвинув к себе тарелку, сказал: