– Да не тушуйся ты! Скажи нормально, чего хочешь-то?
Взводный встряхнулся:
– Такое дело. Вчера нашим ребятам награды вручали. И они теперь гордыми ходят. Понятное дело – герои. Тут и вопросов нет. Но у нас ведь многие с четырнадцатого воюют. И тоже наградами отмечены. Пусть и царскими, но кровь ведь за страну проливали, против кайзера. А лежат сейчас те кресты в сидорах да карманах…
Лапин нахмурился, но я положил руку ему на плечо:
– Погоди, комиссар. Матвей Игнатьевич верно говорит. Он ведь не про генеральские награды речь ведет, а про солдатские ордена. Их простые люди получали, за личную храбрость. Те люди, которые с немцами за свою Родину бились. И вскоре опять биться продолжат. Так что подумай сначала, прежде чем что-то сказать…
Кузьма несколько секунд молчал, а потом произнес:
– Ну, если так смотреть… Только что остальные товарищи скажут? Не наши, а здешние товарищи?
– А вот для всех остальных мы проведем общее собрание батальона. И для партийных и для беспартийных. На собрании проголосуем. Как решим, так оно и будет. И не дай бог, кто со стороны вякать начнет. Тогда сам разбираться стану.
Воспрянувший Григоращенко подтвердил:
– Верно командир сказал! Как общество постановит, так и сделаем. А ежели кому стороннему не понравится, то мы разъясним его заблуждения, со всей балтийской прямотой!
Звучало это несколько пугающе. Ну да, это я к ним относился как к обычным бойцам. Оборзевшим, но вполне управляемым. Наверное, потому что сразу повел себя так. Зато остальные (и свои, и чужие) их сильно опасаются. Для пояснения ситуации скажу, что за время пребывания матросни в Ростове с ними никто из здешнего пехотного гарнизона даже не подрался. Невзирая на их общую наглость. Стычки были, но местные предпочитали отступить. Это, однако, показатель. И теперь мне даже интересно будет посмотреть на того смельчака, что посмеет выступить против решения матросского собрания (каким бы оно ни было).
Хотя лично у меня сомнений не было, чего они там нарешают. И комиссар говорит с людьми, и я говорю с людьми, так что их настроения нам известны. Да и подоплека вопроса мне вполне ясна. У многих водоплавающих реально были кресты и медали. Когда после революции решили порвать с «проклятым наследием» и сняли все регалии, то никому особо обидно не было. Все выглядели одинаково. Зато теперь…
Еще вчера награжденные, соорудив красные розетки неимоверной величины, надели ордена прямо поверх шинелей и бушлатов (ума не приложу, кто им такую дичь подсказал). И нос, соответственно, задрали выше облаков. Слов нет – вполне заслуженно. Но получился перекос – одни гордятся и носят атрибуты своей храбрости. А вот другие (никак не менее храбрые) такой возможности не имеют. Хотя у них тоже есть что показать. Вот и озаботилось матросское сообщество вопросами равенства. Вот и засучили они лапками. Психология, однако. Так что препятствовать я этому не собираюсь. С офицерами подобное провернуть не получится (не стоит пока нарываться), а вот для рядового и сержантского состава у меня для всех вопрошающих есть железная аргументация.
Но теперь снова о насущном. Окинув взглядом взводных, я приказал:
– Товарищи. Все насмотрелись? Тогда давайте вернемся назад.
А когда народ опять расселся, спросил:
– Проблема с переобмундированием решилась положительно? Вот и славно. Значит сегодня, после обеда, начнем выдавать новую робу. В связи с этим возникает вопрос ее подгонки. Ну и вопрос с баней вновь становится актуальным. Вряд ли кто-то захочет тащить старых вшей на новую одежду. А если вопрос с баней, то и со стрижкой. Так что решайте, товарищи.
В этот раз даже споров не было. Да и чего тут спорить? Родная форма остается при них. Плюс еще получают новую и необычную. А прически… это вообще – так. Проходящее. Когда были утрясены и все остальные вопросы, народ разбежался объяснять политику партии личному составу. Только Городецкий тормознулся. Извинения просил за свою горячность. Что характерно – мой удар, который его срубил, не упоминался вообще. То есть человек понимал: заслужил – получи. Поэтому я даже кобениться не стал, а просто погрозил кулаком и отправил его заниматься делами.
А сам, с Васильевым, двинул к артиллеристам. По пути штабс-капитан поинтересовался, всегда ли у нас совещания проходят настолько бурно. Я успокоил, что обычно нет, но сегодня было пару острых и принципиальных вопросов. Вот и разгорячились, словно мальчишки во дворе. Александр неопределенно хмыкнул и спросил:
– Вы сами, наверное, из флотских будете?
Я покачал головой:
– Вряд ли. После ранения потерял память, и кем был ранее, мне самому неизвестно. Знающие люди утверждают, что подпольщиком. Но точно не моряком, потому что я даже половину их ругательств не понимаю. Про дыру кашалота понимаю, а вот что такое и где находится бом-брам-стеньга, уже всё – ноль.
Ошарашенный Александр лишь протянул:
– Поня-ятно… Слов нет.
– Что тебя так удивило?