Боевой девятнадцатый

Дымились костры. Ветер поднимал и нес песню:

Все тучки, тучки понависли,
Во поле па-ал туман.
Скажи, о че-ом задумался,
Скажи нам, атаман.

Темень и тлеющие костры делали все вокруг неузнаваемым, незнакомым. Во дворах стучали топоры и визжали пилы. Саперы сбивали плоты.

На холмистой возвышенности сверкали тусклые огоньки города, а внизу в каких-нибудь километрах двух, протекала неширокая и немноговодная река Воронеж.

«И вот поди же ты, немудреный, но водный рубеж, — думал Устин, — не преодолеешь его — не попадешь в город».

Начдив 6-й кавалерийской дивизии получил приказ командира корпуса выставить сорок пулеметов на линии Придача — Монастырщина, при помощи плотов и в брод переправиться на правый берег, снять заставу белых и под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня ворваться с восточной стороны в город.

Паршин с бойцами и с местными жителями лазил по берегу и устанавливал места брода.

С противоположной стороны реки взвивались ракеты: белые стерегли переправу.

Ночью, когда были приготовлены плоты, солдаты неслышно подтаскивали их к реке. Паршин, готовя свое подразделение, предупреждал Устина:

— Помни, Хрущев, ты будешь переправляться на плоту один из первых. Под прикрытием огня из твоего пулемета будут идти в брод бойцы. Как только зацепишься за берег, жди товарищей и моих приказаний.

Через час Устин лежал на спущенном в воду плоту за пулеметом с молоденьким бойцом Симаковым. Тут же несколько бойцов, вооруженных винтовками и гранатами, ждали сигнала к переправе.

Паршин с силой оттолкнул плот и крикнул:

— Вперед! — как будто первый услышал в это мгновение грохот начавшейся канонады и яростный стук пулеметов.

Белые ответили тотчас же. На берегу реки вспыхнуло несколько взрывов. Устин, заметив вражеский пулемет, направил на него огонь, открыв таким образом себя, но этим он отвлек опасность от своих товарищей, переправлявшихся через реку. И только он подумал об этом, как над головой затенькали пули.

— Ложись, ребята, прижимайся к плоту! — крикнул он.

Плот, покачиваясь и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, мешал вести прицельный огонь.

— Греби, ребята, нажимай на весла, — подгонял Устин и услышал, как кто-то охнул и, скрипнув зубами, простонал:

— Накось весло, погреби… о-ох!.. Да как же это, ребята?..

Слово «погреби» прозвучало для Устина скорбно, как «похорони». Плот качнулся, и студеная вода разом обдала Устина, намочив шаровары и стеганку, ему стало жутко. Раненый неожиданно замолк. Кто-то сказал:

— Ребята, он уже мертвый.

Река представлялась Устину необыкновенно широкой. «Да уж не плывем ли мы вниз, по течению? — подумал он с опаской. — Ведь этак попадешь черт знает куда».

Плот неожиданно вздрогнул и остановился.

— Берег! — обрадовался Симаков.

— Прыгай! — скомандовал Устин. — Подтягивай, вытаскивай… Вот так.

С тяжелой намокшей одежды Устина стекала вода. Дробно стучали зубы.

— Эх, да скорей же! — Он схватил пулемет, отбежал от берега и оттуда крикнул: — Снимите убитого с плота на землю!

Канонада продолжалась…

В это время 4-я кавалерийская дивизия переправилась в районе Рамонь на правый берег реки Воронеж и с рассветом двинулась по Задонскому шоссе, чтобы атаковать Воронеж с севера.

К утру 24 октября севернее Воронежа и на его восточной стороне разыгрался ожесточенный пеший и конный бой. Первая бригада 4-й кавалерийской дивизии стала обходить город с запада.

Боясь быть отрезанной и уничтоженной при слиянии Воронежа и Дона, конница Шкуро очистила город и стремительно отступила. После полудня по улицам освобожденного города с песнями двигались эскадроны 4-й и 6-й кавалерийской дивизии.

Теснясь на тротуарах, стояли толпы горожан, криками приветствуя полки буденновской конницы.

Город, утративший сень зеленой листвы, обнажился, раскрывая омытые дождем улицы. У самого берега и вверх по склону теснились маленькие домики жителей окраины.

На самой возвышенности, изрезанной оврагами, белели большие каменные дома, высились купола церквей, пожарные вышки.

Блестела, отливая синевой, спокойная, холодная река. В воздухе висел стук копыт о мостовую.

Песня одного эскадрона сменялась песней эскадрона, следовавшего за ним.

Смело мы в бой пойдем
За власть Советов…

Песня уходила вперед и заглушалась другой:

Звук лихой
Зовет нас в бой…

Но нарастала волна третьей:

Вечер долгий я стояла у ворот,
Вдоль по улице стрелковый полк идет…

Цокот копыт, грохот пулеметных тачанок, говор, возгласы — все это смешивалось и плыло в шумном потоке торжества и ликования.

Река позади. Войска вступают в центр города. Паршин снова на улице, на которой два месяца назад он дрался. А сколько воспоминаний связано с этим городом! Он едет рядом с помощником и рассказывает ему о сентябрьских боях за город, показывает короткой плеткой вниз на мост, потом вверх по улице. Тот слушает внимательно, следит за движениями Паршина и кивает головой.