Боевой разворот. И-16 для «попаданца»

Те, кого ждал, попались при следующей уже попытке. Моей. Одна камера, лучшая, с модемом и выходом в интернет, оставалась на месте, так что я знал, когда джипарь тот выезжает. Остальные сняли – ни к чему уже были. Кто б знал, с каким удовольствием отдавался я их грубым ручищам! Когда затащили на заднее сиденье, одного боялся – как бы лапать не принялись. Потому как с прошлого раза брючата порванными оставались не по шву – в растяжке. Неудобный фасон. Девчоночий. А джипарь выехал следующим же вечером, вот и пришлось одеть коротенькое такое платьишко. Светкино. С плотными белыми колготками, скрывающими мужской рельеф мускулатуры ног. Руки же у меня вполне себе гладкие были. Без рельефа. Сложение такое. Трусики для месячных и бандаж. Как у балетных. Но если рукой, не спасло бы. Потому, сжимая изо всех неслабых сил костлявые коленки, причитал всю дорогу, не переставая, писклявым девичьим голоском – "Ой, дяденьки, не надо… Ой, что мама скажет…" Ну, и всё такое прочее. Подходящее случаю. Эти успокаивали, ухмыляясь. Четверо их было – с водилой. Славянской – как говорят и пишут в таких случаях – внешности. Заехали в посёлок – без проверки – потом внутрь. Далее к флигельку, как я и думал. Выдернули из машины, без уговоров уже. По морде слегка, чтоб без следов – и достаточно. Ласок. Прелюдия, то есть, у них такая была. Любви. Потом в кабинет. Навроде врачебного в школе. Там эскулап. О, как у них тут всё… организовано. Чтоб без риска. Подцепить. "Разденься, девочка." Амбал один остался, сзади стоит. Скучает. На столе в карандашном стаканчике скальпель. Почему-то все врачи обожают их использовать. Не хирурги в особенности. Карандашик там поточить, колбаску порезать. Хоть и неудобно. А мне – удобно. Дальше ничего не помню.

Очнулся в той комнате. С камином. Где пахло. Войной. В домине у него, депутата того, немало народу было. Охрана, обслуга. Помощники. В делах. Праведных да государственных. Жена-фотомодель. Дети. Никого не осталось, судя по СМИ. В живых. Народ обсуждал, делился. Я же не читал и не смотрел. Боялся вспомнить. Что я, надо думать, у него на глазах с женой и детьми его делал. Такое вот милосердие. Памяти. Ко мне.