Боевой разворот. И-16 для «попаданца»

Пока мотался за этим, немного голову задурил себе. Ночное ориентирование – та ещё радость. Особенно на "чайке". Сейчас, похоже, над немцами уже. Потому что темно, как у афроамериканца промеж ягодиц. Наши б точно костры жгли, курили всенепременно… на постах. Россиянину нужно время, чтоб в войну врасти. Это немец – zu Befehl,[123] каску надел – и все дела. Зато уж когда наш раскачается да раскочегарится… Ежели дадуть,[124] разумеется. Так, компас у нас магнитный, но и то сойдёт. Нам на восток. Развернувшись, ищу взглядом железку. Земля почти чёрная, но кое-что всё-таки можно разглядеть. Опа – фары. Две машины, как договаривались. В перекрёст. Хорошей такой русской буквой названием всё тот же "хер".[125] Захожу на посадку, убрав газ и выпустив уже шасси. Вдруг – холодом по позвоночнику. Ну-ка его на фиг! С этим жизнерадостным воплем буквально на зубах успеваю сотворить не фатально резкий вираж влево. Удары по плоскости, и словно тень мелькнула. Справа. Ночник. Ночной истребитель, то есть. То-то я слышал какое-то завывание моторное вдалеке, пока ждал. "Хейнкелей", в смысле. На аэродроме… Наших ночников, видимо, отлавливал. Или по мою душу. Немцы мои, небось, весь эфир провопили, пока сыпались. А тут полоса подсвечена. Впрочем, неважно. Чёрт, чуть не жжахнулся – над самой землёй вывел, аж запахом хвои в нос шибануло. С по-прежнему выпущенными шасси мотаю круги, интенсивно вертя головой. Эти, насколько помню, обычно по одному ходят. Мне его ну никак не поймать. Не вижу его, и всё тут. Как, впрочем, и он меня. Если в стороне от аэродрома. К тому же нетупой Шульмейстер сразу же погасил всю иллюминацию. Выждав некоторое время, захожу снова. В темноте. Глаза привыкли. Опасно, конечно – но безопасность кто обещал? Самое трудное было решиться шассями земли коснуться. Чуть не перетянул с этим делом, без малого в стоянки въехал. Ага, вот и Як какой-то, чуть ли не винтом касаюсь. Останавливаю движок. Живой!

На аэродроме темно и тихо. Лишь переругиваются вдали механики, там из-под тента слегка пробивается свет. Приучили-таки фрицы светомаскировку блюсти. Сегодняшний мой, может, и просто так – погулять вышел. На свет бомбочку-другую бросить, пострелять там… А тут гля – полоса подсвечена и этажерка садится. Вот он и обрадовался.

Однако слегка пробрало меня… близкое дыхание земли. Воевать – страшно! Очень. Но надо… Никуда не денешся. Медленно поднимаюсь с парашюта, откидываю бортовой щиток и неспешно выползаю на нижнюю плоскость. Коля уже тут как тут. В глазах вопрос. Показываю три пальца. Вижу – доволен. Тут же и Шульмейстер. Этому интересно одно – эшелон можно отправлять? Таки можно. Теперь всё можно. Ну, почти. Остальные, похоже, дрыхнут. Так, машину Коля на место отгонит – он же вроде как пилотом стать мечтал? Может и станет. Покрышкин, вон, тоже техником начинал. Тем выше почёт. Добравшись до своей койки и едва успев сбросить с себя всё, завалился и сразу вырубился. Храп, может, и мешает. Кому-то. Но не мне, и не после такого дня.

Проснулся же от близких взрывов…

День пятый

Проснулся же от близких взрывов. Бомб. Определённо. Сначала одна ухнула, поодаль, тут же вторая, поближе, третья совсем близко, с посвистом осколков за окном и их же стуком в стену, четвёртая… Блин, где четвёртая? Я уже под койкой валяюсь, весь из себя в нижнем белье, голову ладонями закрыв, поскольку больше нечем – а её всё нет и нет. По три ж не бросали никогда – две, четыре, пять и более… Высовываю голову из-под свесившейся с пружин кровати простыни – вверху дыра. В потолке. Метрах в трёх. От моей койки. Если перпендикуляр отпустить. Но лучше не надо… Напротив, смотрю, той дыры, что в потолке, аналогично в полу… Вот и четвёртая, судя по всему. Не разорвалась. Ссссука. Везёт дуракам да пьяницам…

Выползаю из-под кровати. В комнате пусто. В смысле, народу больше никого. Моторы немецкие ушли, натурально, зенитки наши затявкали. Как всегда вовремя. Весь кайф, однако, сломали. Фрицы. В смысле разминки и так далее. Ну, раз так – буду лениться сегодня. Тащусь на кухню за горячей, брею морду лица, умываюсь. Потом из-под крана – ледяной. Проснулся. Вроде. Завтрак, и на КП. Там – знакомые все лица. Кроме Фрола. Ну конечно, бомбёры немецкие кто догонять будет, Пушкин? Александр Сергеевич, лично? Поминая нехорошими словами то самое вот чудное мгновенье… Меня не ждали – хотели дать выспаться. Хотя бы часов шесть. Но – раз уж сам пришёл, не отправлять же обратно. Типа, досыпать… Тем более что и время уже к восьми.