Боевой шлюп «Арго»

Юлия Зонис Боевой шлюп «Арго»

Мой Телемак, Троянская война окончена.
Кто победил — не помню.

И. Бродский, «Одиссей — Телемаку»

Мать говорит, что я сын Одиссея, но сам я не знаю.
Может ли кто-нибудь знать, от какого отца он родился?
Счастлив я был бы, когда бы родителем мне приходился
Муж, во владеньях своих до старости мирно доживший.

Гомер, «Одиссея»

Остров встретил нас свистом ветра и визгом полудиких свиней. Возможно, это были те самые, наши прадеды-мореплаватели, обращенные Цирцеей. Тощие и бурые, они окружили лагерь и пытались добраться до мешка с сухарями. Жбан думал-думал, а потом взялся за топор и веревку. Прогонявшись два часа по берегу за особенно прытким кабаном, он приготовил свинину на ужин. Свинина оказалась жесткой — видно, Цирцея давно не потчевала кашей своих любимцев.

Ветер посвистывал в скалах. Сухие пучки травы, козьи тропы без коз да полуразвалившаяся хижина — вот и все, что мы нашли на острове. В развалинах обнаружился глиняный горшок с зерном. Кое-какие зернышки уже проклюнулись и из них тянулись бледные, лишенные корней ростки. Мы проспорили над горшком до захода. Обжора-Жбан говорил, что надо брать, а Мудрый Филин поминал недобрым словом Цирцею и вчерашнего кабана. В конце концов оставили горшок лежать, где лежал. В последних лучах заката Мудрый Филин бродил по обнаружившейся за домом помойке, искал черепки. Он помешан на краснофигурной керамике, но так и не нашел пока ни одной целой вазы. Мы обошли черный прямоугольник свиного загона. Огораживающие его жерди высохли и стали хрупкими, как тысячелетний пергамент. В дальнем углу нашлось корыто с остатками каши. Жбан жадно облизывался, однако даже ему хватило ума не лезть к колдовскому зелью. За пятьдесят лет магия могла и не выдохнуться целиком.

Спустившись обратно к морю, мы обнаружили, что Рыбий Царь опять сидит на корточках у воды и беседует с корюшками. Не знаю, что они ему наговорили, но, встав и как следует отряхнув кожаные штаны, безумец предупредил нас, что грядет буря. Надо было либо пережидать ее на острове, в компании свиней, либо заводить мотор. Солярка кончалось, а до следующей заправки надо было переть еще дней десять.

Корыто наше ржавое и напоминает миниатюрную копию нефтяного танкера. Так утверждает Мудрый Филин, а по мне — обычная сторожевая канонерка, разве что пошире и почти без надстроек. Кормовое орудие у нас клинит, по левому борту каждые два дня открывается течь, но на заходе она обычно зарастает. Бочки с соляркой стоят прямо на палубе, к полудню они нагреваются, и от них невыносимо несет плавящимся гудроном.

Рыбий царь подмигивает левым глазом — то ли тик, то ли это он так веселится.

— Буря, скоро грянет буря!

Я неохотно спускаюсь в каюту и достаю бурдюк. Это предпоследний. Можно, конечно, и на острове переждать, но что-то мне там не нравится.

— Воля капитана — закон, — говорит Филин, провожая меня сумрачным взглядом. — И все же, Мак, не очень-то ими разбрасывайся. Паллада твоя еще хрен знает, когда объявится, а с солярой у нас полный кирдык.

Мак — это сокращение от моего полного имени. Меня назвали в честь отца, которого я никогда не видел. Говорят, он сорвался с места лет двадцать назад, еще до моего рождения, и, как и мы сейчас, ушел в плавание. Мать до сих пор не может простить этого деду. Развешивая белье во внутреннем дворике, она, сгорбленная, сухая, поседевшая прежде времени, все косится на окно дедовской комнаты и шлет ему сквозь зубы проклятья.

— Чтобы тебя поразила Лисса-безумие и Лхаса-бессилие, — бормочет она, забывая, что дед давно уже обезумел и обессилел.

Когда-то он был героем. Точнее, мог бы им стать.

Сидящий на ступеньках крыльца слепой старик — глаза его не видят, но слух за долгие годы обострился до удивительной тонкости — усмехается и шепчет:

— Ты не права, женщина. Твой муж все равно ушел бы на поиски отца, хотя сейчас это, конечно, просто жест отчаяния. И, кстати, Лхаса — отнюдь не богиня, а город в Тибете.

Слепой старик — единственный, кто знает правду. То, что должно было быть.

* * *

Бурдюк оказался с подвохом. Мотор с грехом пополам заработал, но винт почему-то завертелся в обратную сторону. Так мы и пошли задним ходом, толстой гузкой рассекая волны, как выжившая из ума черепаха.

— Нет, ты скажи, — допытывался Филин, с удобством разлегшийся на палубе и созерцающий звезды, — скажи, какой дурак додумался назвать это корыто «Арго»?

Я плюнул в маслянистую воду и пожал плечами.

— В лучшем случае это какая-нибудь «Ламия», благо оба хромоноги и оба волочатся прямехонько в Аид.

— Не каркай, — недовольно откликнулся Жбан, сидящий на бухте каната и поглощающий что-то неприятное и дурно пахнущее. — Мак знает, что делает.