Боевые будни штаба

Голос твердый, сердитый. Никогда я не видел таким возбужденным Михаила Варламовича. Он знал, что у меня имелась махорка, попросил закурить. Скрутив козью ножку, задымил, продолжил:

— Могу простить глупость: с кем не бывает. Выдержу, если офицер старался, но не смог выполнить к сроку задание. Все мы люди, можем ошибаться, не все знать и уметь. Но не могу простить обмана. Никто ведь вам не поставит в вину, что отвели подразделения. Но если сделали — доложите. По-честному.

Долго он отчитывал начальника штаба. Возмущение Глонти было понятно: в данном факте он видел значительно более серьезное, чем просто случайный промах в работе подчиненных. В нем просматривалось пренебрежение штаба к точности, четкости и объективности в воспроизведении обстановки. Если штаб счел возможным не доложить в вышестоящий орган даже об изменениях в положении своих войск, что являлось одним из серьезнейших нарушений, то не было гарантии, что и другие, тем более мелкие, вопросы им не упущены или не скрыты от старших начальников.

По возвращении в штаб М. В. Глонти поручил майору Т. Н. Дроздову написать приказ о недостатках в работе штабов, в котором предстояло указать и этот случай.

На другой день рано утром я вернулся из 10-й бригады, где по поручению Глонти изучал работу штаба. Недостатки в работе, которые я обнаружил, сообщил Дроздову. Тот выбрал наиболее важные и вписал в приказ. Когда приказ был подписан, я еще раз взглянул на него, и меня поразило, что значительное место в нем заняли факты из работы штаба 10-й бригады. Получилось неладно: хороший штаб отругали, а о тех, которые допускали в работе непростительные ошибки, упоминали вскользь.

Я попытался отстоять правду, по не проявил нужной настойчивости, и приказ остался в силе.

Это, естественно, вызвало обиду в бригаде. Через день, когда пришлось заехать туда, сразу почувствовал прохладное и даже недружелюбное отношение ко мне. До этого я приходил в штаб как близкий и доверенный человек, где меня не считали посторонним и вели разговор открыто обо всем, не стесняясь, делились нерешенными проблемами, обсуждали имевшиеся недочеты. Теперь пропало прежнее доверие, словно пролегла незримая граница: здесь — наше, куда запрещено ходить другим лицам, а там, за незримым барьером, — место контролера. Начальник штаба майор П. П. Климентьев, увидев меня, сказал с обидой:

— Отругали ни за что.

Я пытался объяснить, что все в приказе указано правильно, за каждый факт я мог ручаться. Тем более я не обходил штаб бригады, даже когда направлялся в батальоны. В подразделения меня обычно сопровождал кто-нибудь из штаба, чаще старший лейтенант Н. В. Попов или же майор Н. В. Минаев. Результаты проверки сразу же становились известны командиру и начальнику штаба бригады.

Климентьев не оспаривал факты, но ставил под сомнение практику доклада командованию мелких недочетов, которые разрешимы непосредственно штабом бригады.

Начальник штаба был, несомненно, прав в том, что в каждом штабе всегда можно отыскать мелкие недочеты, которые можно устранить быстрее, чем они попадут в приказ. Тот случай заставил меня с особой силой прочувствовать высокую личную ответственность за проведение проверки работы подчиненных штабов и оценку их деятельности. Проверку в тот раз я провел добросовестно, однако основная часть работы проверяющего — устранение обнаруженных недочетов — осталась не выполненной, а значит, и деятельность моя принесла мало пользы и вызвала вполне оправданную обиду в штабе бригады.

Глава вторая КАЖДЫЙ БОЙ — ЭКЗАМЕН

В марте 1943 года в один миг погибло управление 10-й бригады. Налетела группа самолетов. Комбриг вручал в доме награды. К счастью, многие уже успели их получить и были отпущены к себе в подразделения. Бомба попала в угол этого дома. Погибли командир бригады подполковник Н. Е. Терешков, начальник штаба майор П. П. Климентьев, начальник оперативного отделения майор Н. В. Минаев.

В апреле состоялся приказ о назначении меня начальником штаба этой бригады. Беспокоило, справлюсь ли с новыми обязанностями? Проще вскрывать чужие недостатки, записывать распоряжения, составлять отчеты — значительно труднее отвечать не только за себя, но и за работу целого коллектива.

Легко рассуждать и оценивать чужой труд, когда дело уже сделано. Если не добились успеха, можно найти причины. «Удар-то надо было наносить не утром, а ночью, когда бдительность у фашистов снижена, боевой порядок строить не в один эшелон, а в два, бить не в лоб, а в обход…» Секрет этой «прозорливости» состоит в том, что события рассматриваются задним числом, когда определились замыслы противника и налицо результаты боя. А попробуй все это предугадать заранее! Не всегда удается найти единственно верное решение.