Боевые маги: несмышлёныши (СИ)

— Что? Солнце вон… — Мари кивнула на окно. Ей не сиделось, кипучая энергия пятнадцати с половиной лет не находила выхода, крепкие маленькие ноги так и мелькали, из угла в угол.

— Это здесь и только к вечеру. А там… там жесть.

Мари не спорила, себе дороже. Да и права подруга, это точно. За пять лет привыкла, поверила в ее чутье. Говорит — дождь, значит дождь. И хорошо, есть время до утра или даже до полудня, побыть вдвоем напоследок.

— Ты точно не сможешь нас вывести? — Анна сдунула светлую наглую прядь, моргнула изумрудом глаза. — Мари?

Подруга помотала головой. Не сможет, как бы не хотелось.

Время не обошло интернат стороной не только в самом старом, хрипло отзывающемся старостью, здании. Таких карцеров им раньше не попадалось, да они и не слышали про них. Нет, не так… Слышали, просто не видели ни разу.

Старая решетка, дряхлые стены и заржавевшая дверь? Анни превратила бы ночью решетку в труху и заставила стекло расплавиться, закипеть убегающим молоком и они бы ушли. Как и раньше, в темноту и страх. Да, Мари тащила бы ее на себе до рассвета, искала птичьи гнезда, ежей и еще кого понерасторопнее, лишь бы вернуть силы, да, так и случилось бы. И их снова бы поймали, не разобравшись, кто сидит перед очередным полицейским и передали бы еще одной усталой тетке из опеки. И опять новый интернат, новые нахалки, желающие унизить низкую крепенькую Мари и тонкую длинную Аннет-Анни-Анну. И новые драки, и новые срывы Мари, без рук и ног превращающей в отбивную новую самую-пресамую крутую девочку. Так и было бы. Но не в этот раз.

Директор, высоченный, жилистый, в тяжелых очках с роговой оправой, редкими зализанными волосенками, даже не отправил их в основной корпус по прибытию. Четыре здоровяка и медсестра ждали подруг в его кабинете. И два шприца с прозрачной жидкостью внутри. Анни успела справиться с двумя, когда прямо в ее затылок, жутко хрустнув, не влетел кончик старой полицейской дубинки. А Мари застыла, испугавшись безумного гнева, плескающегося за толстыми стеклами очков. Гнева и жажды чего-то… кого-то…

В себя девчонки пришли здесь. В старом и ни разу не виденном карцере для уродов, рождающихся среди нормальных людей.

Ржавая дверь, закрытая гексограммой и печатью Соломона, почти не подпускала к себе. Мари обожглась еще в трех шагах и не решилась идти дальше, глядя на ладонь, покрытую волдырями ожогов, вскипевших на глазах. А Анни с трудом оклемалась к вечеру.

Решетка с ее паутиной из стальных прутков, покрытых непонятными ломаными загогулинами, парила опасностью еще сильнее. Так что…

Так что завтра, как сказал директор, за ними приедут. Как веревочке не виться, а кончик поймают, если знать, как ловить. Сдадут на опыты, начикают их тонкими пластинками на невесомые стеклышки для микроскопов. И все. Или чего-то хуже, о чем Анна знала, но всегда молчала.

— Может, сбежим по дороге?

Мари не ответила. Села рядом, обняла, прижала к себе.

Они встретились шесть лет назад, в своем первом общем интернате. Плохо социализирующиеся — это про них. Не желающие подчиняться злым и всегда недовольным воспитателям, замкнутые и злые дети, запихиваемые в старые дома за высокими заборами. Без пап с мамами, без остальных родственников или с ними, но не нужные.

Анна и Мария еще и оказались уродами. Только они сами этого не знали и так про себя не думали. И даже не осознавали, что могли и умели. Пока как-то раз, через полгода после встречи, к ним не перевели трех девочек старше. И тогда все понеслось.

Это не любила вспоминать даже Мария, спокойная и только вздыхающая из-за новой проблемы… Потом, когда они обе поняли, что больше не позволят издеваться над собой. Никогда. Пока чуть не убили одну из девочек, оставив за спиной побег и окровавленное плачущее тело, на короткий миг переставшее дышать. Потому они и боялись снова драться во всю мощь, полагаясь только на силу мускулов. А она помогала не всегда, даже очень не всегда.

Дверь скрипнула.

Мари обрадованно шагнула вперед.

Отшатнулась, охнув, села прямо на холодный пол, испуганно смотря на проем.

Директор улыбался в ответ на ее страх, поглаживая ствол револьвера.

Дверь скрипнула, закрываясь за ним.

— Мы старое заведение, с традициями. Не стоит показывать фокусы, — проскрипел директор, ткнув в сторону стены под решеткой. — Обе туда, быстро-быстро!

Мари помогла Анни встать, подхватила, отступая назад.

— Что вам надо?

Директор ухмыльнулся. Высокий, сутулый, с крепкими худыми руками и длинными узловатыми пальцами, глядел через прицел своих очков, зло кусал странной смесью гнева и неизвестной жажды во взгляде. Мари чувствовала, как тихонько трясется Анни под ее руками. Давно такого не случалось, что бы ее подруга боялась.

— Что вам надо? — повторила она. — Вы нас заперли, завтра нас заберут, что…

— Закрой рот! — скрипнул директор. — Знаешь, почему у меня есть пистолет?

— Револьвер. — буркнула Анни.

— Что?

— Неправильно называть револьвер пистолетом, вернее, правильно, но неуважительно. Револьвер старше пистолетов с обоймой в рукоятке и…

— Закрой рот! — снова скрипнул директор. — Все равно.