Читаем Боевые животные полностью

Многие люди сообщали о нашем эрделе в полицию, но отец тогда служил в муниципалитете и был в хороших отношениях с полицией. Больше того, пару раз сами полицейские были свидетелями действий эрделя: когда Маггс укусил миссис Рафус и еще когда он укусил мистера Мэлуа, вице-губернатора штата. Потом мама сказала полицейским, что в этом не было вины Маггса, были виноваты сами укушенные им. «Когда он бросается на них, они вопят, — объясняла мама. — А это его возбуждает». Полицейские высказали предположение, мол, нет ли смысла держать собаку на привязи, но мама ответила, что это угнетает пса, и он не будет есть, если будет привязанным.

Поза Маггса во время еды была необычной. Поскольку мы все знали, что если встать перед Маггсом на полу, он непременно укусит, мы ставили для него миску с едой на край кухонного стола, возле которого стояла скамейка. Маггс взбирался на скамейку и ел. Помню, как мамин дядя Горацио, который хвастался, что был третьим человеком, поднявшимся на гору Миссионэри Ридж, штата Теннэсси, плевался от негодования, когда узнал, что мы кормим собаку на столе из-за того, что боимся поставить тарелку на пол. Он сказал, что никогда не боялся ни одной собаки, какие только есть на свете, и поставит собачью миску на пол, если мы ее дадим ему. Роберт заявил, что если дядя Горацио накормит собаку на полу, прежде, чем она схватит его, он станет первым человеком, поднявшимся на гору Миссионэри Ридж. Дядя Горацио пришел в ярость. «Притащите его! Притащите его сейчас же! — кричал он. — Я буду кормить его — на полу!» Роберт готов был дать дяде шанс, но отец и слышать не хотел об этом. Он убеждал дядю, что Маггс уже накормлен. «Я накормлю его еще раз!» — орал дядя. Нам понадобилось много времени, чтобы утихомирить дядю.

В свои последние годы Маггс привык проводить практически весь день вне дома. Он не любил оставаться в доме по причинам, известным ему одному. Возможно, в доме скопилось много неприятных для него воспоминаний. Как бы то ни было, затащить его в дом стало почти невозможным, и в результате рассыльные из дровяной лавки и прачечной, и мороженщик обходили нас стороной. Приходилось таскать сгруженные дрова с угла улицы, самим ходить в прачечную и приносить белье и встречать мороженщика за квартал от дома. И каждый раз, когда подходило время, мы сочиняли остроумнейшие планы, как завлечь пса и запереть в доме, пока газовик снимет показания счетчика. Единственно, чего боялся Маггс, это грозы. Гром и молния пугали его до потери сознания. (Я думаю, что в тот день, когда рухнула каминная полка, он решил, что началась гроза.) Во время грозы он врывался в дом и прятался под кровать или в платяной шкаф. Поэтому мы придумали «громовую машину»: узкие полоски железа с деревянной ручкой. Мама энергично потрясала железками, когда хотела залучить Маггса в дом. Получалась отличная имитация грома, но полагаю, что это был самый кружной путь управления домашним хозяйством. В нем много было от мамы.

За несколько месяцев до смерти у Маггса начались «видения». Он медленно поднимался с пола и, хрипло угрожающе рыча, на негнущихся ногах шел к чему-то, чего вовсе не было. Иногда такая «вещь» находилась совсем близко от визитера, справа или слева. Однажды Маггс вошел в комнату с блуждающим взглядом, подобно Гамлету, преследующему призрак отца, и у рассыльного из магазина «Фуллер Браш» началась истерика. Маггс уставился в точку слева от человека, который так и остался стоять, пока Маггс не оказался в трех крадущихся шагах от него. Тогда рассыльный закричал. Маггс прошел мимо него в переднюю, ворча себе под нос, но человек продолжал кричать. Кажется мама вылила на него миску холодной воды, чтоб он замолчал. Таким способом она обычно разнимала нас, мальчишек, когда мы дрались.

Маггс умер ночью, спокойно и неожиданно. Мама хотела похоронить его на семейном участке кладбища под мраморной плитой, написав на ней что-то вроде «Пусть крылья ангелов осеняют твой покой». Но мы убедили ее, что это будет вопреки закону. В конце концов, мы поставили на его могиле на краю пустынной дороги гладкую доску. На ней я написал несмываемым карандашом: «Берегись собаки». Мама была очень довольна классической простотой и достоинством древней латинской эпитафии.

(Джейн Гербер. Перевод с англ. Д. Прошуниной. — «Ваше хобби» 1993, № 2)


«Собачья постель»

Почему собаки, прежде чем улечься спать, крутятся на одном месте?

Перейти на страницу:

Все книги серии Энциклопедия тайн и сенсаций

Похожие книги

Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература
История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература