Читаем Боевые животные полностью

Теперь о тактике. Она была очень простой и в то же время эффективной: эшелонированное построение центра и широкий обхват на флангах. Впереди едут небольшие отряды — «караулы». Это разведка и дозорное охранение. Сразу в рукопашную схватку татары не вступали: если первый эшелон всадников, осыпав стрелами неприятеля, не смог его опрокинуть, то татары обычно пускались в ложное бегство. Враги устремлялись в погоню, расстраивали ряды своего войска. В суматохе преследования вдруг натыкались на второй, а за ним и третий эшелон центра, более усиленные, чем первый, даже чучелами на лошадях, чтобы казалось больше воинов). А этим двум эшелонам ложное бегство было строжайше запрещено. Сильные отряды флангового обхвата замыкали кольцо окружения. Они были заранее посланы «направо и налево в дальнем расстоянии». Но и тут сначала обычно не сражаются татары врукопашную: главное их оружие — все еще лук, стрелы из которого били с такой силой, что «против них не было защиты». Когда изранят стрелами много воинов и лошадей неприятеля, только тогда начинают татары «ручные схватки».

Вооружение у татар было простое: лук, топор (лишь у немногих сабли), окованные дубины — палицы и сплетенный из ивы и обтянутый толстой кожей щит. У немногих богатых — шлемы и броня (на лошадях тоже из кожи). Каждый воин обязан был возить с собой веревки — «для того, чтобы тащить оседланные машины».

Главная сила этого войска была в его сплоченности и в лошадях. Каждый воин вел с собой в поход одну, три, пять и даже больше запасных лошадей. У войска, которое шло в наступление, обозов не было — были вьюки, пожитки и разное снаряжение, упакованное в кожаных мешках. Провианта для себя и для лошадей почти не брали.

Лошади кормились тем, что росло на земле, даже зимой, копытами разрывая снег. А воины кормились лошадьми, забивая жеребят, раненых, ослабевших или охромевших коней, в крайней нужде и запасных здоровых. Но основная пища — это кобылье молоко, Вскрывали и вены у лошадей, собирали кровь и пили ее, смешав с кумысом.

В дальних походах татарские всадники по двое суток не слезали с седел, чтобы отдохнуть и поесть. Даже спали сидя верхом и не останавливая лошадей (лишь пересаживаясь с уставшей лошади на запасную). Подвижность, маневренность у такого войска были по тем временам невероятные. Одолевая за сутки по сто, даже по двести километров, татарские отряды появлялись совершенно неожиданно в самых отдаленных местах, где никакая разведка не успевала предупредить о их приближении.


Казаки, кони, странствия

Говоря о лошади, нельзя не рассказать о казаках, ибо веками слиты они были воедино — конь и казак. Повадки, норов, все достоинства и недостатки своего боевого друга казак знал лучше, чем собственную родню. Из столетия в столетие с большим умением совершенствовали казаки породу своих лошадей. Угоняли после лихих набегов целые табуны восточных лошадей — персидских, арабских, черкесских, турецких, хивинских и прочих. Особенно ценились знаменитые аргамаки — ахалтекинские кони. По Хопру, Медведице, Бузулуку и Дону, до реки Донца, на Днепре лошади были поначалу не рослые, крепкие, легкие, неутомимые. Приведенные с востока кони придали казачьим лошадям большую резвость, красоту экстерьера, благородство форм. Росту тоже прибавили. Прекрасные, ладно скроенные, выносливые кавалерийские лошади издавна были у донских казаков.

А сколько лошадей на Дону паслось в табунах, работало в хозяйстве и на ратное дело призывалось? Во всех войсковых округах сотни тысяч! В прошлом веке 257–211 (данные знатока казачества В. Броневского за 1834 год).

Казаки улучшали своих лошадей. Одновременно шел и другой процесс — складывался особый характер самого казака, с детских лет привыкшего к тяготам военной жизни и походов. Возможно, именно эта постоянная мобильность, необходимость, а затем и «охота к перемене мест» сделали казака инициативным, сноровистым и изобретательным.

Всем русским известно имя Ермака. Сейчас, через четыре сотни лет, трудно ручаться за слова: «доподлинно известно». Однако все же считают Ермака Тимофеевича уроженцем станицы Калачинской, что на Дону. Полагают, что он изменил свое имя. То ли Ермолаем прозывался вначале, то ли Еремеем. Все — не по нему. А вот краткое Ермак в самый раз (возможно, имя его происходит и от другого слова: в старину в Поволжье «ермаком» называли котел для варки каши). Первые шаги мятежного Ермака достаточно громки.

Строгановы — богатейшие купцы и промышленники, владевшие на Северном Урале огромными поместьями. Их границы охраняли военные дружины, в основном «охотничьи казаки», или, как их еще называли, «отваги». Служил там и Ермак Тимофеевич.

Что же говорят о Ермаке его современники? Пожалуй, лучше всего ответит на это старинная песня уральских казаков:

Перейти на страницу:

Все книги серии Энциклопедия тайн и сенсаций

Похожие книги

Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература
История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература