Вот и Туапсе. Мы вошли в гавань и встали у судоремонтного завода. На заводском причале нас встретила большая группа представителей штаба флота, технического управления и завода. Нас немало удивила столь многочисленная делегация. Однако, когда офицер штаба флота вручил мне очередную боевую директиву начальника штаба флота, согласно которой нам предстояло кроме боезапаса принять бензин и доставить его в Севастополь, мы поняли, почему нас встречало столько инженеров-механиков и корабелов. Оказывается, необходимо было проверить и подготовить часть цистерн главного балласта к приемке и транспортировке бензина.
Параллельно с приемкой боезапаса личный состав приступил к корабельным работам.
Согласно корабельному уставу ВМФ Союза ССР на дизельных подводных лодках хранение бензина было категорически запрещено. Бензин, керосин и другие легковоспламеняющиеся вещества на надводных кораблях должны были храниться в специальной таре, в строго назначенных приказом по кораблю местах, которые хорошо вентилируются и удалены от каких-либо источников огня.
Трое суток рабочие Туапсинского судоремонтного завода совместно с нашими мотористами Индерякиным, Котовым, Гуниным, Антропцевым, Пушкановым и трюмными Быковым, Соколовым и Балашовым под руководством инженера-механика Шлопакова и главстаршин Крылова и Щукина готовили цистерны главного балласта к приемке в них бензина. Дело было новое, хлопотное и небезопасное. Мотористы, трюмные и рабочие завода это прекрасно понимали и отнеслись к работе крайне внимательно. После окончания всех подготовительных работ по улучшению герметичности цистерн главного балласта перешли к нефтеналивному пирсу. Там собралась большая группа инженеров из технического управления флота и Туапсинской базы. Под их наблюдением мы со всеми необходимыми мерами предосторожности приступили в приемке бензина. Личный состав подводной лодки стоял на боевых постах по готовности номер один в ожидании любых непредсказуемых событий. Однако приемка 45 тонн бензина прошла без происшествий.
Все очень устали. Глядя на воспаленные глаза утомленных молодых парней, я невольно задавался вопросом: откуда у них берется сила? Частые погрузки и разгрузки, вахты, тревоги, уклонение от атак противолодочных сил, к которым, кажется, никогда нельзя привыкнуть, недостаток отдыха и сна — они все переносили стоически, никогда не сетовали на трудности.
Закончив все работы, я доложил в штаб флота о готовности к выходу в море. Вскоре добро было получено, и мы приготовились отправиться в пятый боевой поход.
Личный состав разбежался по боевым постам и командным пунктам. Отдали кормовые швартовы, за ними — носовые. Дав ход электромоторами, подводная лодка плавно отошла от стенки причала.
Отдифференцировались мы, как всегда, быстро и без накладок, но всплытие нас не на шутку озаботило. Вот когда мы осознали коварство бензина — после погружения на поверхности акватории Туапсинского торгового порта осталось большое маслянистое пятно. «Очень скверно, — подумал я. — Этот след будет постоянно нас демаскировать». Но поделать уже ничего было нельзя, бензин следовало доставить вовремя и без потерь, невзирая ни на что. Нашим истребителям в Севастополе позарез было нужно топливо, а другого способа доставить его уже не было.
Мы вышли из гавани. Натужно ревя дизелями, подводная лодка медленно набирала ход, все-таки 45 тонн бензина, принятые в цистерны главного балласта, сильно увеличили осадку корабля. А в кильватерной струе предательски бурлил просочившийся наружу бензин. Но на этом неприятности не заканчивались.
Пока мы шли над водой, пары бензина нас особо не беспокоили, потому что работа дизелей на полную мощность и полноценная вентиляция отсеков заставляли воздух циркулировать. Но утром, приблизившись к подходной точке минного поля, мы были вынуждены погрузиться. К Севастополю мы шли уже на перископной глубине и лишь изредка, когда позволяла обстановка, всплывали в позиционное положение для кратковременной вентиляции.
Между тем проникающие в отсеки через манжеты кингстонов пары бензина все больше накапливались, не только отравляя личный состав, но и создавая угрозу взрыва. С увеличением концентрации паров бензина у людей нарастала вялость и сонливость, появлялась тошнота, снижалась работоспособность. Особенно страдали от этого акустики Крылов и Ферапонов и радисты Ефимов и Миронов, так как из-за почти отсутствующей вентиляции в акустической рубке и радиорубке концентрация паров бензина там была наибольшей. При каждом всплытии подводной лодки мы приглашали акустиков и радистов в центральный пост, чтобы дать им подышать свежим воздухом.
В связи с появившейся угрозой отравления мы утвердили еще одно положение: запретили личному составу спать во время подводного плавания и поручили каждому следить не только за собой, но и за поведением соседа. Эти меры позволили предотвратить случаи тяжелого отравления.