Бог, Адам и общество

Дарвин пришел к основным своим идеям еще в 1839 г. Но такова была исключительная научная обстоятельность и щепетильность этого ученого, что он не решался опубликовать их до тех пор, пока они не стали всесторонне, досконально обоснованными. К богатству фактов, приобретенному им к концу путешествия, он добавил очень большой материал, накопленный к тому времени селекционерами, который дал ему возможность установить основные законы быстрого изменения пород домашних животных и сортов культурных растений, причины их целесообразности (для людей). Именно раскрытие сущности искусственного отбора человеком лучших особей животных и растений, приведшего к появлению новых пород и сортов в животном мире, вместе с ранее познанными фактами дало ученому основу для открытия закона естественного отбора. Согласно этому закону, выживают и оставляют потомство лишь те особи, индивидуальные изменения которых оказались наиболее «пригнанными» к окружающей среде. И наоборот, те особи и виды, которые по своим свойствам меньше соответствуют среде, обречены на вымирание.

Открытие этого закона сразу разрубило гордиев узел вопросов, ставивших ранее в тупик ученых. Как стало очевидно, все бесчисленное разнообразие окружающего нас мира возникло не сразу и не по воле творца, а в результате длительного прогрессивного развития самого мира. «Гармония», целесообразность, повседневно наблюдаемые в мире животных и растений, также есть следствие их саморазвития, отбора самой природой наиболее приспособленных и устранения неприспособленных к данным условиям жизни особей и: видов живот-пых и растений. Сама целесообразность в природе весьма ограниченна и относительна, а не абсолютно, как утверждает Библия (в ней то и дело повторяются слова: «И увидел бог, что получилось хорошо»!). Поскольку условия жизни животных и растений беспрестанно изменяются, то и приспособленность их к ним временна, изменчива.

Русский ученый К. А. Тимирязев (1843–1920) охарактеризовал дарвинизм как «самую глубокую революцию, когда-либо произведенную в области естествознания». И это действительно так: теория Дарвина не довольствовалась поправками к старым представлениям и убеждениям, а ломала их в корне.

Сам Дарвин прекрасно понимал полную несовместимость своего учения с религиозными догматами, хотя по разным причинам старался не подчеркивать ее. Вот почему он ответил отказом на все уговоры своих друзей смягчить атеистическую сущность эволюционной теории, согласовать ее с верой в «высший разум». Этого не позволяла его исключительная научная честность, добросовестность. Так, 20 октября 1859 г. в письме к Чарлзу Лайеллю (1797–1875) он писал: «Я очень много думал о том, что Вы высказываете относительно необходимости постоянного вмешательства творческой силы. Я не вижу этой необходимости, и допущение ее, по моему мнению, сделало бы всю теорию естественного отбора бесполезной».

Борьба вокруг теории Дарвина

Пример Лайелля также очень характерен для понимания того, насколько мучителен для ученого процесс отхода от укоренившихся религиозных убеждений. Будучи крупнейшим геологом, он не мог не заметить естественного характера возникновения и развития видов животных и растений. Однако он долго не мог решиться на отказ от библейского рассказа о сотворении мира. Не решился он на это и сразу после выхода книги Дарвина, чем очень и очень огорчил его.

Однако подлинный ученый-естествоиспытатель не может долго идти против фактов. Он не может считать себя вправе заявить: «Тем хуже для фактов». Рано или поздно он все равно сам придет, пусть и к мучительному для него, но неизбежному признанию: «Тем хуже для теории, представлений». Именно так и произошло с Лайеллем. Через четыре года после выхода книги Дарвина он писал в одном из писем: «Над вопросом о происхождении видов мне пришлось много думать, и… какой мне стоило борьбы, чтобы отказаться от моих прежних убеждений», особенно в отношении божественного происхождения человека. И в 1867 г., когда ему было уже 70 лет, он наконец открыто высказал свое новое убеждение в десятом издании знаменитых «Принципов геологии». Сторонники дарвиновского учения высоко оценили этот мужественный поступок. «В истории науки, — писал Уоллес (1823–1913), — едва ли найдется столь разительный пример умственной молодости в преклонных летах, как факт отказа от убеждений, которые ученый так энергично защищал». Тут же он подчеркнул и большое значение этого факта для теории Дарвина: «Если не по другим основаниям, то уже но одному тому, что сэр Чарлз Лайелль… признал теорию мистера Дарвина, она заслуживает внимательного и почтительного рассмотрения со стороны каждого серьезного искателя истины».

Пример с Дарвином и Лайеллем ясно показывает всю непримиримость религии и науки. Он лучше всего опровергает попытки церковников ссылками на веру в бога этих и других больших ученых «доказать» совместимость религиозных и научных идей и даже полезность религии для науки.