Бог Боли

Как в каких-то гребаных фантазиях, ее волосы становятся насыщенного коричневого цвета. Черты ее лица смягчаются, становятся более мелкими, более живыми, более... раздражающими.

Ее пухлые губы приоткрыты, умоляя набить их членом, а розовый оттенок покрывает щеки. Большие голубовато-серые глаза блестят жизнью, счастьем и разрушаемой невинностью.

Невинность, которую я хочу запятнать своей тьмой.

Я трясу головой с единственной целью — убедиться, что не схожу с ума.

Конечно, блондинка возвращается в фокус и смотрит между мной и своей подругой, которая знакомится с безжалостной тростью Лэндона.

Я даже не заметил, когда он повалил брюнетку на пол и начал сеанс. Я не слышал ее приглушенных криков и не видел ее слез — обычно именно они становятся кульминацией моих ночных вожделений.

Блондинка выгибает спину, выставляя свои большие сиськи в мою сторону, приглашая меня сделать с ней то же самое, что и с ее подругой. Однако она не двигается и не ползет ко мне, вероятно, официант сказал ей, что я не люблю непослушания.

Ее лицо снова начинает расплываться, меняться, превращаясь в лицо, которому не место здесь.

Я ругаюсь себе под нос, разворачиваюсь и ухожу.

Не только из комнаты, но и из клуба, на улицу.

Я иду до скалистой части пляжа, где несколько человек и пар снуют туда-сюда. Я запрыгиваю на дальний камень и сажусь там, опираясь на ладони.

Мой взгляд устремлен на волны, которые разбиваются о зубчатые скалы в симфонии насилия.

Я всегда был склонен к жестокости. Будь то подземные бои или причинение сексуальной боли. Именно поэтому я лажу с морально черными людьми, такими как Илай и Лэндон.

Именно поэтому я обычно участвую в любом адреналиновом беспределе, который они затевают. Мне нужна эта безумная энергия и чистое безумие, которое приходит вместе с ней. Так я выживаю каждый день.

Я остаюсь в том же положении более получаса, но досадная причина, по которой я поспешил покинуть клуб, все еще мучает мой разум.

Я достаю свой телефон и набираю сообщение единственному человеку, который сможет объяснить, что за хрень только что произошла.

Крейтон: Что значит, когда ты видишь лицо другой девушки на лице той, которую собираешься трахнуть?

Я говорю «трахнуть», чтобы не упоминать о порке. Он бы не осудил, но опубликовал бы это в «Дейли Мейл», чтобы весь мир увидел.

Мой двоюродный брат по материнской линии отвечает почти сразу.

Ремингтон: Это значит, что ты должен был трахнуть другую девушку. Ту, чье лицо ты видел, потому что твой член хочет ее, а мы всегда позволяем нашим членам решать, кто им нравится. Это самое простое и логичное объяснение. Ну же, отпрыск, моя светлость учила тебя этому.

Крейтон: Меня даже не привлекает другая девушка. Она не в моем вкусе.

Ремингтон: Вкусы переоценивают. Они могут меняться.

Моя челюсть сжимается, и я отказываюсь воспринимать слова Реми как факт. В конце концов, я единственный, кто считает его мудрым. Все остальные просто ищут его, чтобы повеселиться, а не советов.

Он, наверное, самый уравновешенный из всех нас, но опять же, он единственный в доме, чья фамилия не Кинг.

Ремингтон: И грубо, кстати, ты игнорировал меня прошлой ночью.

Я выхожу из чата, снова начав игнорировать его.

Но прежде чем закрыть приложение, я захожу к другому человеку, которого я игнорировал последние пару недель.

Анника.

Мой палец скользит по ее бесконечным сообщениям. Некоторые из них рассказывают мне о ее любимой музыке — классической. Ее любимый фильм — «Гордость и предубеждение», все версии. Ее любимая еда — пицца, которую она не часто ест из-за своего дисциплинированного распорядка. Некоторые из них — ее селфи.

Они прекратились после того, как я проигнорировал первые несколько.

Ее последнее сообщение было написано до того, как я намеренно потерял контроль над собой.

Преднамеренно, потому что я хотел оттолкнуть ее. Так далеко, чтобы она перестала смотреть на меня блестящими глазами и приоткрытыми губами.

Это была моя последняя капля вежливости по отношению к той, кто давал мне еду и не преподнес меня ее брату на блюдечке с голубой каемочкой.

Этот инцидент произошел неделю назад.

С тех пор она держится на расстоянии — даже во время обеда. Раньше она приклеивалась ко мне и радостно болтала, пока я не вставал и не уходил.

Теперь ее жертвами становятся либо Реми, либо Брэн. Она без умолку болтает с ними о последней прочитанной книге или просмотренном фильме.

Они слушают ее, участвуют и даже отвечают.

В отличие от меня.

Ава даже спросила ее, не сдалась ли она, наконец. Она рассмеялась и тонко сменила тему.

Она действительно сдалась.

Наконец-то.

Если бы я знал, что это будет так легко, я бы давно показал ей хоть намек на то, кто я на самом деле. Тогда бы мне не пришлось мириться с ее тревожной жизнерадостностью.

Я нажимаю на последнее селфи, которое она прислала две недели назад. Ее волосы спадают по обе стороны лица, а обе руки она держит под подбородком. Она слишком молода, источает раздражающее счастье, которое действует мне на нервы.