Бог Боли

Поэтому я достаю свои AirPods и включаю на максимальной громкости третью симфонию Чайковского, надеясь, что она сможет заглушить беспокойство.

Через десять минут я чувствую себя более уравновешенной. Ничего удивительного. Только мой Чайковский способен на это.

Позади меня появляется кто-то, и от моей спины исходит тепло. Я оборачиваюсь, мое дыхание перехватывает, когда мои глаза сталкиваются с грудью Крейтона, прикрытой рубашкой, слава Чайковскому.

Я достаю AirPods и тяжело дышу.

— Ты напугал меня.

— Ты не стала ждать, чтобы мы могли вернуться в кампус вместе. — Его низкий, богатый голос вибрирует во мне, когда он опускается на ступеньку рядом со мной.

— Мы не договаривались о том, что вернемся вместе.

— Зачем бы я еще спрашивал, что ты будешь делать?

— Я не знаю. Заводил разговор?

— Я не разговариваю без цели.

О, так вот в чем дело? То есть, да, он не говорит, как бы я ни пыталась его подтолкнуть, но, может быть, это действительно потому, что он не находит цели в том, чтобы говорить ради того, чтобы говорить.

— За всеми этими вопросами стояла какая-то цель?

Он кивает, его темные ресницы опускаются, как в тюрьму, на океанские глаза.

— И что же это было? — я достаю второй AirPods и кладу их обратно в футляр, затем бросаю в сумку.

— Не проси Брэна быть твоим фальшивым парнем.

Моя рука замирает на молнии, прежде чем я медленно закрываю ее, и мои шаги замедляются, пока я не отстаю. Мое лицо застывает, когда я смотрю на него.

— Что?

— Ты слышала меня.

— Да, слышала. В связи с этим возникает вопрос: почему ты считаешь, что у тебя есть право указывать мне, что делать?

Он резко останавливается, и я врезаюсь в него, прежде чем отпрыгнуть назад. Когда он поворачивается и смотрит на меня, его лицо напряжено, а рука снова в кармане.

Как будто он останавливает ее от чего-то.

Чего, я не знаю.

— Я не буду повторяться в другой раз.

У меня перехватывает дыхание. Как, черт возьми, ему удается вложить в свои слова столько силы и властности?

— Серьезно, что ты хочешь от меня, Крейтон? Ты оттолкнул меня, не так ли?

— И ты оттолкнула.

— Что? — когда он молчит, я настаиваю: — Я ничего такого не делала. Я отдалила нас друг от друга, как ты так красноречиво советовал. Я даже не пишу тебе больше. Это не то, что должно было произойти.

— Это?

— Отпугиваешь меня, потом разговариваешь со мной и работаешь волонтером в приюте, куда я хожу. Это как игра в толкание и притягивание или что-то в этом роде?

— Тебя отпугнули?

— А разве нет?

— Да, но я удивлен, что тебя так напугали маленькие угрозы.

— Ну да, боль меня пугает.

Его глаза блестят чем-то похожим на... возбуждение.

И это пугает меня до смерти. Это не обычное возбуждение, как то, которое я испытываю, когда хожу по магазинам или занимаюсь балетом. В этом нет ничего невинного или безобидного.

Этот взгляд в его глазах просто безумен.

Неужели он должен быть в восторге от перспективы напугать кого-то?

— Не проси Брэна или кого-либо еще быть твоим фальшивым парнем, — повторяет он, на этот раз с укором.

— А если я откажусь следовать твоим требованиям, которые, кстати, очень нелогичны?

Он подходит ближе, так что его грудь почти касается моей, и захватывает мою челюсть большим и указательным пальцами, удерживая меня на месте.

— Тогда ты познакомишься с болью, которой так боишься.

Глава 7

Крейтон

В течение последней недели я был на грани чего-то темного и абсолютно мерзкого.

Желание, которое я так хорошо контролировал с тех пор, как достиг половой зрелости, просочилось в мои кошмары, в мое время еды и в мое время борьбы.

Все мое время.

Оно усилилось, увеличилось и достигло таких высот, которые даже я не в состоянии запихнуть в пустоту своей души.

И причина этого — не кто иной, как девушка, сидящая напротив меня.

Хранитель ее ада, Джереми, разрешил ей провести ночь в общежитии КЭУ. Мы находимся в квартире, которую она делит с моей кузиной, серебряным ангелом и девушкой, на которой помешан мой брат.

Обычно Реми затаскивает меня на такие вечера, долго упрашивая и давая взятку в виде рыбы и картошки. Сегодня, однако, никаких упрашиваний не было.

Но рыба и картошка не подлежат обсуждению.

Я откусываю кусочек и шлепаю Лэна по руке, когда он пытается урвать кусок.

— Скупой сучонок, — бормочет он себе под нос.

— И что ты здесь делаешь? — спрашивает его Брэн с другой стороны от меня, после того как они намеренно поставили меня между собой.

— Разве я не могу потусоваться со своим братом, сестрой и друзьями?

— Друзьями? — говорит Брэн, выглядя отвратительно. — С каких пор они у тебя есть?

— У меня есть друг. — Он толкает меня в плечо, но я игнорирую его, поэтому он смотрит на противоположную сторону, где Сесили и Ава препираются с Реми, а Глин пытается вмешаться. — Разве это не так, Сес?

Она останавливается посреди ругани с Реми, проводит пальцами по волосам, как у бабушки, и улыбается.

— Конечно.

Безнадежно жалкая.

Я из кожи вон лез, чтобы предупредить ее о Лэндоне с тех пор, как мы учились в средней школе. Но шансы на то, что она действительно послушает, стремятся к нулю.