Читаем Бог—человек—общество в традиционных культурах Востока полностью

В отличие от обычной интерпретации категории «ашрама» в религиозно-ритуальном и социально-функциональном контексте, М. Юлен попытался (и, как нам кажется, весьма успешно) проникнуть в философско-психологическое содержание учения о жизненных стадиях, позволяющее увидеть его общечеловеческую значимость. По словам ученого, «если существует вечное послание Индии миру, то оно состоит в следующем: каждому, а не только избранным героическим „божьим безумцам“ дана возможность придать смысл старости и смиренно принять смерть. Древняя схема стадий жизни основывается на внутренней интуиции, забытой или искаженной на Западе. Психоанализ напоминает нам: „невозможно излечиться от своего детства“ в том смысле, что травмы, полученные в раннем возрасте, оставляют следы на всю жизнь. Индия демонстрирует не противоположную, а дополняющую это высказывание точку зрения: детство остается в каждом из нас, как нерастраченное сокровище, к которому мы можем и должны вернуться на закате жизни, поднявшись над двусмысленными и опасными удовольствиями общественного бытия. В конечном счете истинное „отречение“, к которому стремится уходящий в лес, заключается, видимо, в том, чтобы вновь обрести утраченное первоначальное чувство восхищения миром и то естественное, наивное отношение к смерти, которое присуще ребенку, только что покинувшему Незримое».

При проникновении в глубинный смысл традиционно китайского представления о человеке для Франсуа Жюльена, синолога с мировым именем, ключевой категорией служит у вэй (букв, «пресность», «безвкусность»). Как это ни парадоксально, но «безвкусность», считает он, в китайской культуре — качество положительное. Ученый обосновывает свой тезис примерами из трех областей: «„метафизической“ интуиции относительно общего мирового процесса», этики и эстетики.

Великий Лао-цзы (VI в. до н. э.) говорил:

Музыка и накрытый стол заставляют прохожего остановиться.Тому же, что исходит от пути-дао,свойственно быть пресным на вкус и лишенным аромата.Его (путь-дао) невозможно увидеть, его нельзя услышать, но он неисчерпаем.

Ф. Жюльен толкует изречение Лао-цзы как указание на то, что всякий определенный вкус, любая актуализация есть ограничение. Абсолют же неисчерпаем, неистощим, никогда не проявляется полностью в какой-то определенности, а, напротив, постоянно остается «тотальностью, виртуальностью».

«Пресность» — высшая моральная добродетель, она главная черта святого. Согласно Лю Шао (III в.), «для того чтобы характер был уравновешен и гармоничен, необходимо быть ровным, пресным и безвкусным», ибо тогда человек не отдает предпочтений какой-либо определенной тенденции, способен контролировать свои наклонности, используя их должным образом и приспосабливая ко всякой ситуации.

По мнению Ф. Жюльена, признание безвкусности в качестве добродетели в политическом плане находит выражение в практике «сознательного оппортунизма» — принимать ли участие в государственных делах или устраниться от них с максимальной ловкостью, согласуясь исключительно с требованием момента. В плане же этическом безвкусность — высшее нравственное достижение, по сути дела, выше всяких добродетелей, «поскольку всякая добродетель, если остаются строго приверженными ей, обедняет индивидуальность ее носителя, ведет к омертвению субъективных наклонностей, препятствует проявлению присущего всякой реальности динамизма». Напротив, безвкусность позволяет мудрецу (идеальному человеку) стать над всеми добродетелями, обновлять себя бесконечно, подобно Небу, тем самым преступая тотальность моментов и обстоятельств во имя достижения универсальности. Точно так же и в эстетическом плане пресность — признак совершенства «чистого» вкуса.

Ф. Жюльен приходит к заключению, что восхваление «безвкусности» в китайской традиции контрастирует с популяризируемыми западной цивилизацией героизмом и экспрессивностью, как культ «золотой середины», «посредственности» — с западными добродетелями энергичности и интенсивности или «бесшумности» и «увядания» — с «модой сенсации». В китайском культе «безвкусности» Ф. Жюльен видит пример для Запада и опыт сохранения гармонии мира, природы, обладающих внутренним динамизмом развития, а потому не требующих человеческого вмешательства.

Анализ моделей «совершенного человека» как концентрированное выражение идеала, обусловленного традиционным мировидением

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология