Бог – что захочет, человек – что сможет

Стоп. Он протягивает мне свою могучую длань и улыбается. Пожал крепко руку, не удержался и, потянувшись ко мне своим птичьим лицом, «клюнул» в щёку. Установилось полное доверие, основанное, полагаю, на интуиции. Он указал на стул рядом с собой. Долгий осенний вечер мы были вместе. Говорили о многом в унисон. Никольский пригласил побывать у него в мастерской.

Один за другим, поодиночке и парами, в согласии и в разнобой, появлялись приглашённые на вечеринку. Некоторых его друзей-художников я знал. Впервые увидел, что называется, вблизи знаменитого живописца Ивана Сорокина; его величали неспроста «первая кисточка МОСХа» – Московского союза художников то есть. В тот вечер возникла между нами приязнь. Впоследствии я написал две монографии об Иване Васильевиче Соркине – стал его биографом. Иван был соседом Никольских по дому. Он для Вальки Никольского, как родной.

Можно было понять их выбор; приглашались на огонёк люди интересные гостеприимным Никольским.

Помнится, тогда, в начале шестидесятых, гостеприимство было повсеместным. Исповедовалась максима: чем богаты, тем и рады.

Никольскому не по силам выезжать из дому, посещать дружеские компании. Он вынужденный домосед. Жажда дружеского общения столь велика, что на укрепление хлебосольного стола бросаются все резервы. Хозяину домашние не перечат. Хозяин неустанно исполняет заказы, добываемые где придётся, не без сочувственного посредничества многочисленных друзей. Существенной поддержкой в те годы для художников, тяготеющих к разным жанрам, были госзаказы по ленинской тематике. «Ильич – наш кормилец и поилец», – привычно шутил Никольский, показывая линогравюры, офорты, акварели с Лениным в качестве центрального персонажа. Для обеспечения щедрого русского гостеприимства трудились все его домашние и зарплаты, пенсии, приработки шли в общий котёл. И он, Валентин Михайлович, был прав, являясь перед многочисленными друзьями, поклонницами, любителями халявных выпивок и закусонов щедрым, широким, благополучным, счастливым. Такого рода самоутверждению позавидовать можно, гордиться этим следует. Не жалость и сочувствие – а гордость победителя тяжких обстоятельств, недуга, убогости царило в этом доме.

Домашние – ласковая, тёплая мамаша Наталья Васильевна, шумная, суматошная, громогласная, добрейшая сестра Шура, мягкая, интеллигентная, внимательная к людям жена Лида – без устали трудились уже с утра, готовя вечерний приём. Они же, своевременно накрыв стол, встречали гостей. Каждый подходил к хозяину, а у того наготове подарочек с присловьем, либо доброе слово. Пригласительные билеты, лично им изготовленные, праздничное оформление квартиры, весёлая, юмористическая и сатирическая одновременно, газета, в которой никто из ожидаемых дорогих гостей не обойдён вниманием. Ещё не дождались всех званых, а пошли звенеть хрустальные бокалы, звучать веселящие сердце тосты. Хозяин зацепил своей всемогущей дланью за гриф стоящей у него за спиной гитары и, устроившись в своём специальном кресле, настраивая собравшихся на музыкальную волну, перебирает лады, серебряными чеканными аккордами интригующе вводит нас в мир испанской гитарной классики. Аккорды фламенко заводят публику. Он, желая сделать меня на сто процентов своим, просит запеть что-то, всем близкое, порадовать вокалом компанию. Он всячески стимулирует мою не до конца созревшую решимость. Рюмка коньяку, лично им мне налитая, помогла достичь желанного эффекта. Взыграло ретивое. Особое внимание Валентина Михайловича раскрепостило меня, привело в то состояние «когда душа поёт и просится сердце в полёт». Подъём сил. восторг, вдохновение, кураж… Никольский, почувствовав это моё состояние возникшего нетерпения, стал наигрывать нюансы сложного, безумно красивого аккомпанемента и будто невзначай, достаточно громко объявил: «Я встретил вас» – романс на стихи Тютчева.

От большого волнения никак не могу связать «хотение» с высотой строя гитарной интродукции, изумительного по красоте вступления. Валентин Михайлович, великолепно чувствуя моё состояние, продолжает наигрывать то красивые пассажи аккомпанемента (он фанат шестиструнной гитары), то возвращается к медлительной интродукции, полагая, что, если Бычков не решится, найдётся среди гостей смелый, кто запоёт заманчивый, влекущий к себе, благородный романс.

Меня с давних пор увлекал этот музыкально-поэтический шедевр. В домашней среде распевал не без удовольствия и, как мне казалось, достаточно прилично. Пел без аккомпанемента, с голоса Ивана Семёновича Козловского, разумеется, находясь тонально в пределах своих возможностей. Подчиняясь аккомпанементу Никольского, в состоянии куража, прихожу к решению: «Я встретил вас» – мой шанс «прозвучать».

Я встретил вас, и всё былое
В отжившем сердце ожило.